из проволочной сетки, взятой из садоводческого центра.
Затем он поехал домой, с мертвецом в багажнике своей машины. Он не открывал его, пока машина не оказалась в гараже за плотно запертой роллетой. К этому времени мужчина уже не был мертв: он корчился и извивался в багажнике, пытаясь освободиться от оков. Кэдбери вначале решил вытащить его и положить на верстак, но потом решил, что это будет слишком опасно. Вместо этого он достал циркулярную пилу и просто отпилил мужчине голову. Все прошло гораздо чище, чем он ожидал – возможно, из-за посмертного изменения вязкости крови. Она не загустела полностью, но приобрела консистенцию патоки.
Кэдбери отнес голову в подвал, который давно уже переоборудовал в лабораторию как для опытов с домашними животными, так и для неофициальных переработок. Он извлек из черепа мозг и исследовал его под микроскопом, постепенно добавляя увеличение. В основном его структуры были нежизнеспособны. Мозг уже начал распадаться, но казалось, что ускоряющиеся процессы оживления остановили этот распад. Даже находясь внутри отделенной от тела головы, мозг непонятным образом получал – из загустевшей крови, из окружающего воздуха или еще из каких-то доселе неизвестных науке источников – питание, необходимое для поддержания его жизни.
Впрочем, слово «жизнь» казалось Кэдбери не слишком подходящим. Как и его противоположность, «смерть», оно подразумевало бинарную систему, в которой вещи, не находящиеся в группе «А», должны были находиться в группе «Б». Но воскресшие мертвецы представляли собой аномалию. У них была какая-то фракция, самая малость из всей той феерии мыслей и чувств, индивидуальности и сознания, которую можно было назвать жизнью. Разум этих зомби должен был закрыться наглухо – вместо этого в нем образовалась трещина, словно приоткрытая дверь в детскую комнату ночью, когда ребенок еще не привык к темноте.
У следующего образца Кэдбери не стал отделять голову. Ему нужен был труп поменьше и поспокойней, и он отыскал такой после двух часов разъездов. Это была женщина хрупкого телосложения. Она стала оживать, когда Кэдбери ее связывал, что его слегка встревожило, но не представляло смертельной опасности. Он удержал ее, придавливая коленом грудь, пока связывал руки, а затем обернул вокруг ее головы проволочную сетку. Несмотря на все предосторожности, ей удалось его укусить, но поскольку на Кэдбери были толстые садовые перчатки, укус не смог причинить ему вреда.
Привязав женщину к стулу в своем подвале, он измерил электрическую активность ее мозга, используя для этого приспособление своего собственного производства – энцефалометр, и обнаружил, что большая часть функций мозга отсутствует. Вместо насыщенных трехмерных отливов и приливов электрических зарядов, бесконечно изменчивого гобелена нейронной активности, осталась одна лишь зацикленная пульсация. Бесконечно повторяющийся мощный импульс, словно рассылаемые пульсарами радиосигналы.
Кэдбери вспомнил старую пословицу: лиса знает много хитростей, а еж одну –