очень разозлилась, когда узнала, как он поступил с вещами своей жены, и даже пыталась вернуть их обратно. Тщетно. Всё уже было сожжено на заднем дворе больницы и лежало серой кучей пепла в железной бочке вперемешку с прочим хламом, снимаемым с беспризорных покойников. От обиды она на повышенных тонах высказала ему, что нельзя быть таким черствым и безразличным к памятным предметам. Но он не видел Марту. Он видел Айлин, которая чудом осталась жива и теперь прячется за стеной из талисманов аварии, пытаясь превратить в семейный культ воспоминания о погибшей подруге.
– Айли, мы купим тебе новое шмотьё. Не будь такой мелочной. Это всего лишь безделушки. Главное, что с тобой всё в порядке, – сказал он, когда Марта попыталась выказать ему негодование.
Он не понимал.
Он совершенно ничего не понимал.
Эти вещи ничего не значили для Айл и для него, потому что у неё шкаф дома закрывался с трудом от переизбытка платьев и рваных джинсов. Для Марты же они были последним напоминанием о подруге. Это было всё, что осталось после неё для Марты. И именно их она хотела трогать, оплакивая подругу. Или себя?
Внутри Марты творился полнейший раздрай из-за последних событий. Как такое могло случиться, что её сознание оказалось в теле Айл? Как сценарий фантастического фильма мог воплотиться в реальной жизни? Быть может, умерли они обе, и сейчас Марта переживает свой собственный ад за то, что была человеком с не самыми лучшими характеристиками на том, земном, свете?
В тот день, когда Эрик впервые назвал её именем Айлин, она устроила такую истерику, что медсестра была вынуждена вкатать ей целый куб успокоительно – снотворного коктейля, чтобы пульс и давление опустились ниже границы невозврата. Она не верила до последнего, считая, что всё, происходящее вокруг, глупая шутка мужа подруги, никогда не отличавшегося хорошим чувством юмора. Этакое, своего рода, возмездие за то, что она не смогла заставить Айлин сбросить скорость хоть немного. За то, что, быть может, он считает, что это она, Марта, виновата в гибели его обожаемой жены. Она тряслась в истерике до тех пор, пока Эрик не включил фронтальную камеру на своём планшете, где до этого так старательно корпел над рабочими чертежами.
– Ты видишь, Айли? Это ты.
Эта фраза повергла Марту в шок не хуже картинки – отражения с камеры на экране. На неё смотрела не самая лучшая версия подруги. Всё те же прекрасные синие глаза в обрамлении длинных наращенных ресниц. Всё те же аккуратно очерченные скулы. Миловидное, очень женственное личико. Пухлые подкачанные губки. И длинные, почти до пояса, волосы, сейчас забранные в пучок под медицинским чепчиком.
Конечно, лицо имело землистый оттенок, изможденное и исхудалое. Под глазами залегли вместительные мешки насыщенного сиренево – синего цвета. На щеке красовался уродливый затянувшийся шрам, покрытый засохшей кровавой коркой. Но это была, вне сомнений, Айлин.
– Теперь мне понятно, почему ты сидишь здесь всё время, – пробормотала Марта, аккуратно дотрагиваясь до лица подруги, которое теперь принадлежало ей.
Марта с трудом оторвалась от экрана и оглядела