захлопала.
А Семен Авксеньтьевич встал и крикнул: ― Браво!
Хор со сцены ушел. Пашка дальше концерт ведет:
– Мы послушаем немножко, как играют на гармошке!
Дед Михей выступить решился: из дома баян приволок: хорошо хоть не балалайку. Поставил ему Пашка стул: Михей сел и заиграл, да так здорово! И когда только култыхан научился? Слезу у меня выжал потому, как мизинчиком нотку жалостливую подпускал, а я бабка чувствительная: чужая беда для меня как своя. Но то в жизни, а тут игра на баяне: не думала, что музыка на меня так действует!
Закончил дед Михей играть, баба Вера на сцену вышла:
– Вы все знаете, что Ленка пропала! Месяц уже о ней ни слуха ни духа. Куда делась, не знаю? Некоторые ее до сих пор ищут, – баба Вера на меня выразительно посмотрела, – но пока у них ничего не получается, и не получится, – баба Вера голос повысила, – потому что для поиска средства нужны – без средств неудача!
– Давай соберем.
– Мы не против.
– Лишь бы Ленка нашлась!
– Вот и правильно, ― баба Вера довольна, ―Пашка, давай коробку.
Пашка Сазонов коробку из-под обуви принес и пошел по рядам: кто монетку в коробку кладет, а кто рубль бумажный, Дед Михей медяк бросил:
– Вспоможение на поиск чада, ― шепчет, ― не пропади всуе.
Я у себя по карманам пошарила – мне и положить нечего: разве что конфетку – барбарис в зеленой обертке. У нас на поселке никто больше таких не любит, а я килограммами покупаю, для поддержания сил и получения удовольствия!
Зажала я конфетку в кулак и положила в коробку: в конце концов, у каждого свой вклад – я делом помогаю: кто Ленку ищет, времени своего не жалеет? Я. А эти средства еще неизвестно на что пойдут! Чего доброго баба Вера потратит их нецелевым образом – и попробуй, с неё спроси.
Собрал Пашка средства и ушел за кулисы. Баба Вера речь продолжает:
– Я Ленку любила. Побрешем иногда с ней, но с кем не бывает!? Молодежь всему учить надо! Домашнее хозяйство вести не умеют и, что еще хуже, не хотят: я Ленке говорила: не будь спиногрызкой. Она обижалась, а зря! Ведь отношение к ней было как к дочери: с утра каши-малаши сварю. Наворачивай – душа мера.
Жорик рядом со мной проворчал:
– Ленке утром стакана чая хватало.
Баба Вера: ― А каша у меня с маслом. Я в неё изюм добавляю, сама бы всю кастрюлю съела – но Ленку откармливать, а то худая как щепка: чуть не с ложкой за ней хожу, как за дитём малым.
Жорик опять ворчит:
– Ленка говорила, лучший завтрак – это умывание.
Видно, что любит жену, а искать не ищет, но с другой стороны, что с дурня толку: а образовывать его долго: он мне картошку из нескольких сращенных клубней напоминает, такую в суп чистить лишний труд.
Баба Вера еще на сцене была, когда Пашка Сазонов опять появился: вышел из-за кулис: лица на нем нет, бледный как смерть. Я таким его никогда не видела, обычно он даже слишком спокойный. Придешь к нему: на диване лежит в потолок смотрит, и что туда смотреть: сплошные разводы.
Я