и попросту оскорбить. Его друзья Гейне и Тик также вскоре теряют всякое терпение, не в силах выносить его замкнутый характер и невероятную распущенность в поведении. После нескольких опытов на сцене он возобновляет занятия юриспруденцией и даже практикует некоторое время как адвокат, затем становится штабным чиновником в своем родном городе. В это же время он обзаводится семьей, которую, впрочем, быстро оставляет; вскоре его смещают с должности. Нанявшись переписчиком ролей к директору театра Иммерманну, он с трудом переносит голод и безденежье, и, окончательно истощенный пьянством, умирает на руках у жены – наверное, последнего человека, еще способного его выносить.
В творчестве Граббе-драматурга особое место занимает пьеса, в немецком оригинале озаглавленная «Насмешка, ирония, сатира и их глубинное предназначение», а на французский переведенная Альфредом Жарри под названием «Силены». Даже от самого поверхностного анализа не укроются очевидные достоинства этого произведения, поднявшего паясничанье и буффонаду на восхитительно недосягаемый уровень, – произведения, которое решительно не укладывалось в рамки своего серого времени и которому затем суждено будет обрести несметное множество продолжений.
Силены
Ясный и теплый летний день. Дьявол сидит на пригорке, дрожа от холода.
Дьявол: Ну и холодина! Уж в аду-то потеплее будет… Моя бабуля – вот умора! – по дороге сюда нацепила на меня аж по семь меховых фуфаек, тулупов и треухов (а число семь, как известно, чаще всего встречается в Писании), – но здесь такой мороз, что, небось, не хватит и двадцати! Ух, Господь меня забери, промерз до самых костей! Раздобыть бы где дровишек, да запалить какой-нибудь лесок по соседству – да что лесок, целый лесище! У-у-у, разрази вас ангелы преподобные! Ну и потеха же будет, коли мне, самому дьяволу, случится здесь замерзнуть насмерть! (Коченея, перепрыгивает с ноги на ногу.) Украсть дрова – запалить лесок – украсть – запалить… (Замерзает окончательно.)
Входит ботаник – естественно, ботанизируя.
Натуралист: Однако редкие же здесь водятся травы; наверняка, Линнею и Жюссье… Боже правый, это еще кто тут развалился? Ба, да он мертв! – да еще и, как мы можем видеть, промерз до самых костей! Вот те на… если бы я верил в чудеса, то это было бы просто чудо какое-то! На дворе второе августа, солнце так и печет – я таких жарких дней за всю жизнь не припомню, – а он осмеливается, я бы даже сказал, имеет наглость мерзнуть вопреки всем законам природы и наблюдениям образованнейших людей! Нет, это невозможно, решительно невозможно! Постойте, где-то тут были мои очки? (Надевает очки.) Удивительно – очки я надел, а этот молодчага и не думает оттаивать! Вот уже, действительно, невероятное происшествие! Отнесу-ка, покажу его коллегам.
Хватает Дьявола за ворот и тащит за собой.
Зала старинного замка. Дьявол разложен на столе, вокруг него стоят четверо натуралистов.
1-й натуралист: Не склонны ли вы заключить, господа, что случай с этим телом – дело презапутаннейшее?
2-й натуралист: По меньше мере! Досадно, что он так запутался в своих мехах – да так, что сам капитан Кук, изрядно поплутавший по белу свету, не сумел