Солдатская жизнь только подтвердила это правило. Эрих с трудом, но освоился в новой обстановке, вынужденно стал участником сумасшедшего армейского распорядка: ранний подъем, зарядка на свежем воздухе, коллективный завтрак за длинным столом. Потом на учебные занятия, изучение материальной части. Его раздражала бесцельная шагистика по плацу, все эти повороты, доклады старшим. А ночные тревоги? После звенящего сигнала – «Аларм!!!» – казарма превращалась в гудящий котел. Все бегали, суетились, каждый забирал свой карабин, каски, ящики с патронами, разные подсумки, потом все выбегали на плац и строились. А там проверяющие с секундомерами. Среди них объект насмешек – «инвалид», лейтенант, постоянный дежурный при штабе учебного полка. На вид ему было лет сорок. Среднего роста, с печальным взглядом карих глаз, он слегка прихрамывал. Солдаты между собой со смехом говорили, что ему мешает осколок снаряда, который застрял в его заднице. Старший фельдфебель, который терпеть не мог таких отсиживающихся в цивильной теплоте интеллигентов, был уверен, что лейтенант просто перетрудился, когда он служил в Париже. Женщины довели его до инвалидности. И теперь он не способен ни к воинской службе, ни к семейной жизни. Дегенерат. Старший фельдфебель не жалел циничных слов, чтобы посильнее унизить этого лейтенанта. За что он его так ненавидел?
Раз в неделю под грохот барабана и флейты проводилась парадная шагистика на плацу. Фельдфебель требовал начинать песню. Раз в неделю марш-бросок на пять километров с полной выкладкой: с шинелью, с ранцем, с телефонной катушкой за плечами, с карабином наперевес. Эрих не считал себя слабым парнем, но уставал до изнеможения. Возвращался в казарму, готов был упасть на койку, но следом начинались всякие проверки имущества, разбор выполнения заданий. Некогда было дух перевести. Казарменный распорядок не менялся. Каждый день задания увеличивались, увеличивалась и нагрузка: подъем по команде, пробежка на три километра, завтрак, выстрелы в тренировочном тире, рытье траншей и окопов, метание гранат, ползание под колючей проволокой, маршировка по плацу, снова выстрелы по мишеням, чистка оружия, изучение материальной части – телефонных аппаратов, коммутатора, вечером документальные фильмы о победном продвижении на Восток…
Каждый день становился похож на другой. Никакой разницы. Но так было даже лучше. Не оставалось времени, чтобы вспомнить свой дом. Хотя он и находился в тридцати минутах хода. На выходные лучшим давали увольнительные. Эрих был среди них, ему очень хотелось навестить родителей. Мать и отец его ждали, готовились. Это были прекрасные домашние вечера. Отец садился к роялю, мать несла из кухни приготовленный пирог с начинкой из паштета с луком. Специально для него она готовила зельц, отец откупоривал бутылки пива с любимым Эрихом сортом «Франкфуртское особое». Они не хотели его отпускать. Но вечером, засветло ему надо было вернуться на ужин в казарму… Если к армейскому распорядку можно было приспособиться, то привыкнуть к подаваемому на завтрак жидкому кофе, к прозрачному слабожирному маслу, к вечерним анекдотам, которыми перед сном местные комики смешили камрадов, извините, нет.
Два