стояла, закинув руки вверх, чтобы расчесать гриву прически, освещенная солнцем… Зелень глаз, блестящая чернь подмышек и начинающего зарастать лобка, лунная матовость кожи… Мисс Теплая Полянка…
– Так нечестно, я тоже хочу, ну, пожалуйста…
– Хочешь? – рассмеялась она и расставила над моей головой ноги.
– Этого хочешь? – она так раздвинула лобок, что клювиком вылез капюшончик клитора.
– Этого тоже хочешь? – она слегка присела и меж склонов ее овражка обнажились длинные островки малых губ и кратер красной ямки.
– Может быть, и этого? – она развернулась и раздвинула ягодицы.
– Все хочу. Дай.
– На, – покорно согласилась она и присела, словно по нужде.
Я вошел языком ей в попу, и это оказалось поначалу терпко, а потом приятно, я раздвигал руками ее ягодицы в надежде продолжить новое ощущение и опять ощутить слабую горечь. Она вздохнула, напряглась, слегка ослабла и передвинулась так, что теперь уже клитор был эпицентром моих стараний, а когда и он достиг твердости, она вернула мне свой анус. Смена боевого поста, где главным объектом моего языка был то анус, то клитор, произошла несколько раз, пока, наконец, сильная судорога не прошла по ее телу, расширившееся влагалище скрыло мой подбородок и спазмы ее внутренней плоти оросили мой рот.
И так все десять дней, которые потрясли мир моих восприятий, моих ощущений, словно одновременно и цвели и плодоносили ветви персика, и прян и свеж был запах, и нежна пушистая кожица, а вот вкус был терпок и слегка горьковат.
Я уезжал на крылатой “Ракете”, я стоял на белой палубе, а она на пристани, рядом покачивался наш “Голубой Дунай” и я не верил, не желал верить, что затих ветерок касаний, что спета баллада объятий, что миновал девятый вал моего погружения и истечения, что иссяк родник ее орошения.
Я сидел у окна, неслась навстречу солнечная рябь реки, и с каждым ее поворотом я все сильнее осознавал, с чем я так стремительно расстаюсь.
Мисс Теплая Полянка открыла мне всю силу исполненного до конца желания, ее язык творил чудеса, отыскивая чувственные места, что таились и на дне ладони, и в ямке локтя, и под коленкой, и в центре попки. Жаль, сказала она, что любовь у нас происходит на природе, неуютно все-таки, побывал бы ты в атласных простынях или на шкуре медвежьей рядом с камином. А я был благодарен солнечному свету, я перестал стесняться, она избавила меня от комплекса, который возник у меня после первого моего позора в парке с соседкой-медсестричкой. Я увидел и рассмотрел женское тело, у нее оно было прекрасно, безупречно и я уже знал, какая встреча ждет мой язык за тем изгибом или этим.
А вот души своей она мне не открыла. Все мои естественные попытки узнать, кто она по жизни, натыкались на непроницаемое стекло отсутствующего взгляда.
– Зачем тебе это? – неохотно отозвалась она, и я понял, что лучше этой темы не трогать.
Я встретил ее через несколько лет. Задержался в гостях и возвращался домой на такси. У вокзала остановились на светофоре.