с трудом доволок ее до кровати, опустил послушное тело, занес стройные колонки ног на матрас, ее голова скатилась с подушки на плечо, она совсем обмякла, лишь два холма на груди упрямо возвышались…
Когда она очнулась, я стоял на коленях у ее изголовья и гладил ей руки:
– Ох, извини… – глубоко вздохнула она.
– Ерунда… Зато мы без пяти минут чемпионы, – попытался приободрить ее я. – Теперь бы еще кубок взять весной…
И тут она безутешно разревелась, как настоящая отличница, получившая вдруг тройку по любимому предмету:
– Не подумай чего плохого… Вся беда, что не знаешь, когда навалится…
– Что навалится? – осторожно спросил я.
– Да я даже к врачам ходила… Они проверили, сказали, я такая здоровая, что даже с перебором. Кровь во мне бродит, как вино в бочке… Вот и пьянею я до беспамятства… Мужчина мне нужен, говорят…
– Ну, уж этого добра хватает… – рассмеялся я.
– Не всем… – перестала шмыгать носом она. – Попробуй, найди своего… Я-то нашла, только он в армии служит, год остался… Когда уходил не сдалась я ему, а обещала, что дождусь… Нетронутая…
Мне стало щемяще остро жалко ее.
– Глупенькая, – погладил я ее по голове.
И рассказал про мой день рождения в “Голубом Дунае”, про теплую полянку и десять дней великого торжества плоти…
– Что же ты мучаешься, хочешь, исцелую тебя, нет тут ничего зазорного. И останется твое целомудрие в целости и сохранности… – от души предложил я.
Глаза ее опять оказались на мокром месте, слезки потекли по щекам, я осторожно стал их слизывать, коснулся губами горячего рта, дотянулся рукой до настольной лампы и щелкнул выключателем.
Я не нарушил своего обещания и ее невинности. Осторожно раздел, терпеливо преодолевая слабое сопротивление ее рук, и постепенно спустился вниз. По пути мои руки взошли на высокие холмы Отличницы и ощутили необычную, каучуковую упругость ее сфер. Пришлось набраться решимости, чтобы не отступить перед последним рубежом – настолько силен был запах ее промежности. Словно попал с трибун ипподрома в конюшню.
Помню ощущение от ее клитора – будто я коснулся языком кисловатой, легко растворимой пробки переполненного сосуда, которая тут же растаяла, и содержимое пролилось. А когда оторвался и сел рядом на краешке кровати, то понял, что Отличница опять близка к обмороку, на сей раз от истомы блаженства.
Моя “благотворительность” была вознаграждена неожиданным образом.
– Разденься тоже… – очнулась она. – И сядь сюда… Повыше…
Я оказался на ней, в позиции, почти равноудаленной и от ее уст и от ее устья, но удобной для иного – мой герой удобно и плотно вписался в ущелье меж двух пятитысячников. Она свела руками две вершины, мой головастый, возбужденный от нестандартности общения, то прятался в каучуковом тоннеле, то выглядывал из него, пока благодарно не истек…
– Меня этому наш тренер в легкоатлетической