и вспоминаю…
Мишка
Светла интуиция детства… Когда же проснулась в первый раз жажда желания? Неясная, смутная, невинная… Не на языке, влаги не было – жажда сухая и теплая, как бугор на весеннем солнцепеке…
В стройном ряду рыжих ржавых прутьев высокой ограды сразу бросался в глаза изъян – прут, манящий изгибом расширяющегося пространства. Мы недолго сопротивлялись соблазну, лишь на мгновение помаячил сладкий страх нарушаемого запрета. Дырка была не то, что мала, но достаточно тесновата, Мишка пролез легко, а я с усилием вырвался из железных объятий забора.
Преодоление дало физическое ощущение освобождения не только от задиристых железяк – по ту сторону остались моральные препоны. На замкнутой изгородью и высокой крапивой полянке мы превратились, будучи семилетними мальчиками, в совсем малых детей, укрывшихся от взрослых в сооруженном из стульев и пледа домике.
Мишка вдруг скинул трусы и майку, а я чем хуже!
Он кувыркнулся на спину и, раскинув руки, распластался на мягкой траве, я же, играясь, оседлал его, и Мишкина голова оказалась у меня между ног. Иного в мыслях и не было, как повозиться, тем неожиданнее, тем сильнее было то, что Мишка выгнул шею навстречу моему паху и поймал ртом хоботок члена.
Впервые я ощутил пульсирующее тепло погружения. Хоботок встал карандашиком и уперся в горло, Мишка непроизвольно заглотнул его весь, до упора в лобок, как тонущий, судорожно забарахтался, вывернулся и закашлялся:
– Дурак!..
Я молчал… Неловко было перед товарищем – так же, когда нечаянно сделаешь больно партнеру в азарте игры, но все заслонила звенящая новизна неизведанных дотоле ощущений. Кровь расперла до боли юный мускул, он торчал нераскрытым коконом, и ему было тесно под тугой оболочкой крайней плоти.
Приоткрылась дверь в новый мир и сжалась до розовой щели обиженного Мишкиного рта…
Так вот она тайна взрослых…
Роза
Странный мир, вход в который пока закрыт, но наступит час и нехоженые мною дорожки через лукавые изгибы неожиданных встреч и томительного ожидания счастья все равно приведут к повороту, за которым откроется воздушный мир личного блаженства в райских кущах женского треугольника…
Полное неведение и наивное, чисто детское любопытство уводило в сферы невинных грез и бесплотной виртуальности, как Кая к снежной королеве, а Гертруда сопела рядом, пачкала пальчики чернилами и ревела многослезно, когда ее дергали за жидкие косички…
Вру, беспросветно вру, больше от желания принять желаемое за действительное – у нас было РАЗДЕЛЬНОЕ обучение. Две школы – мужскую и женскую разделяла высокая ограда, и по большим переменам высыпал во двор с криком горох первоклашек, выходили, не спеша, старшеклассники, а по ту сторону – в белых передничках затевались игры в классики и скакалочки, но никто даже близко не подходил к границе.
Что оставалось нам, наголо остриженным, с торчащими ушами, с провалами во рту от выпавших молочных