«завуча» в школе – тоже. Я с готовностью впал в спасительное отупение, отложив все на потом.
Спустя какое-то время ко мне стали возвращаться простые животные желания. Сначала промокли ботинки и захотелось в тепло. Следом пришел голод, и я сообразил, что еще не обедал. Я заозирался соображая. Справа обнаружился цирк, и можно было вернуться на Литейный, за наваристым харчо из баранины, но почему-то остро захотелось чего-нибудь низменного, под стать настроению – например, жареных пирожков с мясом и горячего куриного бульона. И я зашагал к кафе «Минутка».
Решение оказалось верным. После второго стакана наваристого бульона ко мне вернулась ясность мысли, а с ней и холодок в груди. Слишком нехорошая складывалась картина, и сочный беляш я дожевывал без всякого удовольствия.
Собственно, гипотез у меня было ровно три.
Первая – совпадение. Ну могут же сотрудники КГБ заинтересоваться китайскими иероглифами не в связи со мной, ведь так?
Но, к сожалению, я не в том положении, чтобы верить в добрые светлые сказки.
Вторая – я случайно попал в эпицентр. Эта группа ищет именно меня. Не знаю, как они вышли на иероглифы, но они явно знают обо мне намного больше, чем я был готов предположить раньше в самых своих тревожных думах.
«Вот как?! Как?! – восклицал я про себя. – Ну как КГБ могло выйти на эту примету? Неужели кто-то из наших разведчиков в США смог снять информацию обо мне?! Или наблюдатели заметили иероглиф на трубе напротив квартиры Фолк? Но тогда они изучали бы этот вопрос не год спустя. Нет, только слив из Лэнгли…»
Страшней всего была третья гипотеза. Обдумывать ее не хотелось, но и не думать не получалось: быть может, Комитет уже вычислил меня и теперь изучает, подбирая подходы? Отсюда сегодняшняя беседа с психологом, отсюда и умышленная оговорка про иероглифы – посмотреть, как я задергаюсь после этого.
Я глухо застонал, представив последствия: «Это будет провал, полный и безусловный провал миссии. Даже года не продержался… Значит, лох я чилийский. Да и не то страшно, что лох, переживу. Обидно, но не страшно. А вот страна… Человечество…» – Вот за это мне было действительно страшно, до потемнения в глазах.
Если я угожу в клетку, то советские руководители не смогут с толком использовать выжимаемую из меня информацию. Их личный опыт военных лет формирует совершенно иную картину угроз, с доминированием в ней внешних сил. Это устоявшееся мировоззрение находит свое ежедневное подтверждение в жесткой, а порой и жестокой, борьбе двух блоков. Внутренние же дисбалансы нашей системы сейчас лишь вызревают под покровом благополучия и привычной лакировки, не став пока ни опасными, ни особо тревожными.
«У меня не хватит аргументов, чтобы провести их через катарсис. Не поверят… – с тоской понял я. – Весь их жизненный опыт будет против».
Лишь одно соображение удерживало меня от полного и безоговорочного отчаяния – карманное зеркальце в руках Чернобурки. Если оперативница работает по мне, то сценка флирта с чернявым была лишней. В сценарии не может быть столь ненужных наворотов.
«Не