Владычицы сиротке кров обещал.
– Ты, авосьник беззаботный, по губам ей помазал, а я исполняй? – вскипела бобылка. Слезла с лавки и, хромая, обошла Ворона. – Ещё что кому от худобы моей насулил?
У него шелушилась под глазами тонкая кожа, накусанная морозом, в волосах таяли последние звёздочки куржи. Глаза смеялись, но ответил Ворон смиренно:
– Больше ничего, тётенька.
Шерёшка встала на цыпочки, дотянулась, строго взлохматила подзатыльником чёрно-свинцовые пряди:
– Где страшливую такую добыл?
А сама глаз не сводила с бронзовых кудрей на детской макушке.
– Где добыл, там больше нету, – улыбнулся Ворон. – А робеть она сейчас только робеет. Доро́гой два раза сбега́ла месть мстить. Погодь, отогреется – замаешься укрощать.
– Братик, блюдо добыл ли? – обрела голос Надейка.
«Братик?» Между острыми локтями блеснул любопытный глаз. Ворон оставил подопечную, сгрёб в охапку наглядышей, сел к Надейке, обнял и её тоже. Стал рассказывать. Скоро начался смех.
Лыкаш поставил на хло́пот принесённый коробок, поднял крышку.
– Мы, государыня, путём в кружало зашли. Я чёрной соли для тебя прикупил…
Цыпля, оставленная общим вниманием, уже двумя глазами обводила избу. Невеличка-девушка всё гладила Ворона по плечам, забывала утирать счастливые слёзы: жив вернулся! Два подлётка наперебой выпытывали про орудье. Ворон то загадочно отмалчивался, то страшным шёпотом поверял тайны – одна другой забавнее.
Про его орудье Цыпля и так всё знала, потому рассказа не слушала. Её больше занимали сверстники. Уверенные, речистые… взрослые. Новые братья, обещанные дяденькой Вороном. Сразу подойти Цыпля не посмела. Стала подкрадываться шажок за шажком…
Лыкаш тихо подтолкнул Шерёшку, придирчиво нюхавшую соль. Указал взглядом. Девчонка тянула Гойчина за рукав:
– Ты тоже тайный воин? Умеешь всё? Научишь меня?
Гонец
Светел никого не расспрашивал о гонце, ради которого Неуступ метнул в кон возможность найма и заработка. Ещё решат, что подслушивал. Отмывайся потом. Да и не отроческого ума такие дела.
Дружина Коготка собралась и ушла рано утром, очень буднично, с весёлыми прибаутками. Так в Твёрже мужики во главе с дядькой Шабаршей уходили на седмицу в лес, валить сухостой.
– Догоню, ты мне дорогу больше не заступай, – сказал Сеггар.
– А что? – подбоченился Коготок. – Забоялся? От моего копьеца поныне плечи гудят?
– Я-то не забоюсь. Купца напугаешь.
Весел переминался, немного смущённый. Оказывается, ему временами поручали люльку с воеводским сынишкой. И правильно. Где санки неловко подпрыгнут, а то опрокинутся на ухабе, устоит лыжник, выросший в беге. А натечёт враг, уж не гусляру первому в бой. Весел косился, ждал от «дикомыта» смешков: нянька! Светел глумиться даже не думал. Опять вспоминал, как сажал на плечи братёнка, как был для Жогушки великаном, непобедимым защитником. Глубоко внутри угнездилось тепло.
В продухе люльки шевелилось мягкое одеяло, мелькала живая рыжая шёрстка.
– Наиграется –