как мокрая половая тряпка. Дождь и слезы смешиваются с макияжем, и на грязный фартук Элисон падают черные капли.
– Отпустите! – кричу я волосам.
– Элли… перестань… – Голос Элисон звучит чуть слышно. Он похож на свист воздуха, который выходит из проколотой шины.
Коса снова обвивает мои пальцы.
– Прости, – рыдая, шепчу я. – Я не хочу…
Гром отзывается в моих костях. Он похож на издевательский смех злого духа. Как бы я ни старалась, пряди только сильней припутывают мои пальцы к шее Элисон и стягиваются всё туже. Руки у нее обмякают. Она синеет, глаза закатываются так, что радужка исчезает…
– Помогите, кто-нибудь! – кричу я что есть мочи.
Прибегают садовники. Две пары мясистых рук обхватывают меня со спины, и в ту же секунду коса безжизненно повисает.
Элисон делает глубокий хриплый вздох, наполняя легкие, и кашляет.
Садовник помогает мне устоять на ногах.
Появлятся сестра Дженкинс со шприцем наготове. Папа бежит следом, и я падаю ему на руки.
– Я н-н-не… – заикаюсь я. – Я никогда б-бы…
– Я знаю, – говорит папа, обнимая меня. – Ты хотела удержать ее, чтобы она не причинила себе вред.
От его прикосновений моя промокшая одежда липнет к телу.
– Это не она, – бормочу я.
– Конечно, – шепчет папа мне в макушку. – Твоя мама, к сожалению, давно не владеет собой.
Я подавляю тошноту. Папа не поймет. Элисон вовсе не пыталась удавиться – ее волосами управлял ветер. Но какой здоровый человек в это поверит?
Прежде чем закрыть глаза, Элисон произносит запинающимся шепотом, как пьяная:
– Маргаритки… скрывают клад. Спрятанный клад.
И впадает в забытье, превратившись в слюнявого зомби.
А я остаюсь одна перед лицом бури.
4
Нити бабочки
Чтобы устроить Элисон в палате, уходит столько времени, что папе приходится самому отвезти меня на работу. Мы останавливаемся у единственного в Плезансе магазинчика винтажной одежды. Он находится в людном торговом комплексе, в историческом центре города. С одного бока с ним соседствует бистро, а с другого ювелирный салон. «Спорттовары Тома» – через дорогу.
– Если что, я на месте. Один звонок – и я отвезу тебя домой.
Папа хмурится, и в углах рта у него собираются морщинки.
Я молчу, по-прежнему пытаясь понять, не померещилось ли мне. Смотрю на розовый кирпичный фасад, на черный железный забор. Мой взгляд то сосредотачивается на витых черных буквах над дверью магазина – «нити бабочки», – то отплывает.
Я держу перед глазами освежитель-бабочку. Запах напоминает о весне, прогулках, счастливых семьях. Но внутри у меня зима, и моя семья несчастнее, чем когда-либо. Я хочу сказать папе, что галлюцинации Элисон реальны, но без доказательств он просто решит, что я тоже схожу с ума.
– Тебе необязательно сегодня работать, – говорит папа, взяв меня за руку.
Даже сквозь перчатку его прикосновение кажется ледяным.
– Всего