что ж, – ответил он наконец, – они строят своим арендаторам хорошие дома, из желтого кирпича… безобразные, признаться, как смертный грех; следят за нравственностью тех, кто там живет; когда неурожай, делают скидку в арендной плате; поощряют племенное скотоводство и покупку машин купили даже несколько моих плугов, но крестьяне ими недовольны, и, между нами говоря, они правы: плуги не предназначены для таких маленьких участков… Аккуратно ходят в церковь, чтобы показать пример своим арендаторам, покровительствуют стрелковому обществу, скупают, когда удается, кабаки и держат их в своих руках; посылают больным желе и пускают посетителей к себе в парк на праздники. Черт возьми, чего только они не делают! А почему ты спрашиваешь?
– Их любят?
– Любят? Нет, не думаю, чтобы их любили, но зато уважают и все такое… Маллоринг – человек солидный и вполне деловой, заботливый землевладелец и настоящий джентльмен; она, пожалуй, чересчур набожна. У них один из самых красивых домов эпохи Георгов во всей Англии. Словом, они, как говорится, "образцовые" хозяева.
– Но бесчеловечные.
Стенли опустил "Обозрение" и поглядел поверх него на брата. Ему было ясно, что на "старину Феликса" снова напало свободомыслие.
– Они домоседы, – возразил он, – любят своих детей и приятные соседи. Не буду спорить: у них чересчур сильно развито чувство долга, но в наши дни это нужно.
– Долга по отношению к чему?
Стенли вздернул брови. Вот это вопрос! Того и гляди, заберешься в философские дебри и попадешь в тупик!
– Если бы ты жил в деревне, старина, ты не стал бы задавать таких вопросов.
– Неужели ты воображаешь, что вы или Маллоринги живете в деревне? Милый, вы, землевладельцы, такие же горожане, как я: и образ мыслей, и привычки, и одежда, и убеждения, и душа – все у вас городское. Для нас, людей, принадлежащих к "высшим классам", в Англии нет больше "деревни". Она уже не существует. Повторяю: долг по отношению к чему?
Встав, он подошел к окну и стал глядеть на залитую луною лужайку: ему вдруг опротивел этот разговор. Разве дойдут слова человека, настроенного на один лад, до человека, настроенного на другой? Однако в него так въелась привычка спорить, что он тут же продолжал:
– Ничуть не сомневаюсь, что Маллоринги искренне верят, будто их долг следить за нравственностью людей, живущих на их земле. На это можно сказать следующее: во-первых, вы не можете сделать людей нравственнее, став в позицию школьного наставника; во-вторых, из этого следует, что они считают себя более нравственными, чем их ближние. В-третьих, эта теория настолько удобна для их благополучия, что они были бы на редкость хорошими людьми, если бы ею не воспользовались, но, по твоим же словам, они просто обыкновенные, порядочные люди. То, что ты называешь чувством долга, на самом деле у них только чувство самосохранения, к которому примешивается чувство превосходства.
– Гм-м!.. – проворчал Стенли. – Я не очень-то понимаю, куда ты гнешь.
– Всю жизнь я ненавидел запах ханжества. Я предпочел бы, чтобы они сказали прямо и открыто: "Это – моя земля, и, живя на ней, уж будьте