было ему приятно.
Неподалеку от Джойфилдса он увидел парк Маллорингов и их длинный дом восемнадцатого века, заботливо обращенный фасадом к югу. Затем показался деревенский пруд, если можно было говорить тут о деревне, и в нем, разумеется, плавали утки; дальше стояли рядом три домика. Феликс их прекрасно помнил: они были чистенькие, аккуратные, крытые соломой и явно подновленные. Из дверей одного из них вышли двое молодых людей и повернули в ту же сторону, что и автомобиль. Феликс проехал мимо и, оглянувшись, посмотрел на них повнимательнее. Ну да, это они! Он попросил шофера остановиться. Те двое шли, глядя прямо перед собой и хмурясь. И Феликс подумал: "Ни капли сходства с Тодом в обоих: чистокровные кельты!"
Живое, открытое лицо девушки, вьющиеся каштановые растрепанные волосы, яркий румянец на щеках, пухлые губы; глаза, чем-то похожие на глаза скайтерьера, выглядывающие из-под косматой шерсти, – весь ее облик показался Феликсу даже несколько пугающе энергичным; да и шагала она так, будто презирала землю, которую попирали ее ноги. Внешность юноши была еще более разительной. Какое странное смугло-бледное лицо, черные волосы (он был без шляпы), прямые черные брови – горделивый, тонкогубый, прямоносый молодой дьявол с глазами лебедя и походкой настоящего горца, но и чуть-чуть еще нескладный. Когда они поравнялись с автомобилем, Феликс, высунувшись из окна, сказал:
– Боюсь, вы меня не помните!
Юноша покачал головой. Поразительные глаза! Но девушка протянула руку:
– Что ты, Дирек, это же дядя Феликс!
И оба улыбнулись – девушка очень приветливо, юноша сдержанно. И вдруг, почувствовав себя как-то до странности неловко, Феликс пробормотал:
– Я еду в гости к вашему отцу. Хотите, подвезу вас до дома?
Ответ был тот, какого он и ожидал:
– Нет, спасибо. – Но потом, словно желая смягчить свой отказ, девушка добавила: – Нам еще кое-что надо сделать. Отец, наверно, в фруктовом саду.
Голос у нее был звучный, полный сердечности. Приподняв шляпу, Феликс поехал дальше. Что за пара! Странная, полная прелести, чем-то пугающая. Ну и деток же принесла брату Кэрстин!
Подъехав к дому, он поднялся по мшистым ступеням и отворил калитку. Со времени визита Клары здесь мало что изменилось – только ульи переставили подальше. На его стук никто не ответил, и, вспомнив слова девушки: "Отец, наверно, в фруктовом саду", – он направился туда. Трава была высокой, и по ней были рассыпаны белые лепестки. Феликс брел по ней среди пчел, гудевших в яблоневом! цвету. В конце сада он увидел брата, рубившего грушу. Тод был в рубашке, обнажавшей чуть не до плеч загорелые руки. Ну и силач! Какие могучие, звенящие удары он наносил по стволу! Дерево рухнуло, и Тод вытер рукой лоб. Этот огромный, смуглый, кудрявый человек выглядел еще великолепнее, чем помнилось Феликсу, и был так прекрасно сложен, что каждое его движение казалось легким. Лицо у него было широкое с выдающимися скулами; брови густые и немножко темнее золотистых волос, поэтому его глубоко посаженные ярко-синие глаза смотрели словно из чащи; ровные,