здесь единственный и полновластный хозяин. При этом он как-то грозно подступал к матушке и последние слова почти выкрикнул своим тонким голосом.
Няня в ужасе всплеснула руками.
– Ах ты, немецкая колбаса! Да как ты смеешь с нашей-то барыней так разговаривать? – воскликнула она.
– Берегись, старая ведьма! – закричал «Карла», поднимая на няню палку.
Я разревелась. Но матушка не была труслива. Она гордо подняла голову и гневно крикнула:
– Только посмейте прикоснуться к кому-нибудь из моего семейства или из моих крестьян. Прочь с дороги! Я буду делать то, что мне надо. – С этими словами она смело двинулась вперед. А за нею последовала и вся ее маленькая свита. От неожиданности «Карла» даже попятился назад, но продолжал выкрикивать нам вслед какие-то угрозы.
Матушка входила в каждую избу. Она расспрашивала хозяина, есть ли у него лошадь или корова, узнавала, много ли дней он работает на барина и какие повинности уплачивает, как и за что был наказан, велела подать ей хлеба и приварок, пробовала то и другое, осматривала детей, заходила в хлев и другие пристройки, если они были, и все свои наблюдения тут же заносила в записную книжку. Весь день ушел у нас на осмотр изб бухоновских крестьян.
Когда матушка вернулась домой, она сразу села за письмо к брату.
Много лет спустя среди различных деловых бумаг моей матушки я нашла и черновик этого послания. Вот что писала в нем матушка своему брату:
«Драгоценный и всею душой почитаемый братец Иван Степанович! Испытав на себе всю братскую доброту Вашего нежного сердца и Вашу заботу обо мне и моей дочке Саше, я решаюсь написать Вам обо всем, что делается в Вашем поместье Бухонове.
Поверьте, братец, честному слову Вашей сестры, что не из бабьего любопытства, не по женской привычке совать свой нос в чужие дела решилась я поехать в Ваше имение и своими глазами посмотреть, оправдаются ли жалобы Ваших подданных на их управителя.
К сему неприятному действию меня побудили долг совести и желание моего покойного мужа – Вашего друга – сколь возможно блюсти интересы крепостных… От себя еще прибавлю, что собственный наш помещичий интерес должен нас заставлять это делать… Жалобы на мучительства, причиняемые крестьянам их управителем, поступали ко мне уже более года. Однако выступить перед Вами их заступницей я решилась только после самоличного строгого расследования этих жалоб. И вот, братец, считаю долгом отписать Вам обо всем, что видели мои глаза и слышали мои уши.
Все Ваши крестьяне совершенно разорены, изнурены, вконец замучены и искалечены Вашим управителем-немцем, прозванным у нас “Карлою”. “Карла” этот есть лютый зверь, мучитель столь жестокий, что если б ненароком по нашей захолустной местности проехал знаменитый сочинитель, чего, конечно, не может случиться, он бы на страницах своего творения описал “Карлу” как изверга человеческого рода. Извольте сами рассудить, бесценный братец: в наших местах барщина состоит в том, что крестьянин работает на барина три и не более четырех