и мучительно истязает Ваших подданных, ежели работник запоздает на работу либо покажется “Карле”, что он работает медленно, а боже сохрани, ежели крестьянин пожалуется на свою хвору, а хуже того – на свои недостатки. На такого налагается бесчеловечная расправа плетью, а в придачу удары толстой палкой.
Сзади “Карлы” всюду, как его тень, ходит горбун Митрошка. Куда идет “Карла”, туда и горбун тащится с плетью через плечо, а у самого-то “Карлы” в руках всегда дубинка с медным набалдашником. Чуть кто провинится – будь то на жнитве либо на косовице, – “Карла” махнет рукой, а уж Митрошка знает, что делать: сейчас срывает с провинившегося одежду догола, валит на землю, садится на него, а “Карла” непременно сам начинает полосовать его плетью. Так он наказывает и женщин, и мужчин. Несколько месяцев тому назад двух женщин запорол насмерть: одна умерла через два дня, а другая – через неделю. Было следствие – отвертелся большими взятками. Крючкотворы судейские да полицейские оправдали его на таком основании, что обе бабы умерли не от его немецкой лютости и не во время порки, а оттого что были хворые. Немец учиняет над Вашими крепостными и более мерзкие истязания, о которых я как женщина не решаюсь и писать Вам, дорогой братец…
Сколько работников Вы, братец, лишились из-за “Карлы”! Одни в бегах, другие утопились и повесились, третьи вечными калеками сделались, остальные с виду жалки, слабосильны и едва ли могут хорошо исполнять настоящую крестьянскую работу, а те, что подрастают, еще хуже. Я каждый день жду, что крестьяне что-нибудь учинят над своим лиходеем. Ведь на каторге им, почитай, легче будет жить, чем у немца.
Дорогой братец, – кончала свое письмо матушка, – зная Ваше благородное сердце, я надеюсь, Вы не оставите без возмездия злодеяний “Карлы” и положите конец его управлению, вредному для Ваших интересов. Я могу доказать, что он обесценил и разорил Ваше достояние, и даже решаюсь сказать – обесчестил наше родительское гнездо».
Мой дядюшка, Иван Степанович Гонецкий, всегда думал, что россказни об истязании крестьян помещиками были не что иное, как выдумки и фантазии досужих голов. Поэтому письмо матушки – его родной сестры, которой он безусловно верил, – произвело на него огромное впечатление. Но больше всего его испугало, что управляющий бросил грязную тень на его имя. Он укорял свою сестру, что она раньше не рассказала ему о безобразиях его управляющего, и умолял ее взять имение в свои руки. Кроме того, он написал немцу о том, чтобы тот немедленно убирался из его имения, и становому, чтобы тот постарался как можно скорее выгнать «Карлу» из Бухонова.
Вскоре после посещения матушкой Бухонова до нас дошел слух, что «Карла» внезапно куда-то уехал. Очевидно, немец удрал за границу. Так, по крайней мере, думал становой, который незадолго до этого говорил с ним.
Итак, у матушки появилась новая забота – управление имением брата. Она назначила в Бухоново особого старосту. Он должен был каждую неделю