на первый взгляд получилась вполне веселой. Об этом позаботились Лоис и Энтони. Они не давали всем скучать, Джимми тоже время от времени принимал участие в беседе. Джулия, хоть и была слишком молчаливой, вела себя очень достойно. Не хмурилась, не бросала сердитых взглядов, сказала то, что хотела сказать, была вежливой с Лоис и ласковой с Джимми.
Держаться с Джимми ласково было совсем нетрудно. В пятнадцать лет он был беспечным кудрявым подростком. В пятьдесят один год это описание все еще ему подходило. Он не стал ни выше, ни напыщеннее. Кудри слегка поредели на висках, но оставались такими же светлыми, почти без седины.
Миссис Мэнипл приготовила им превосходный обед. Когда Элли встала, чтобы сменить тарелки, Джулия тоже поднялась. Приятно снова заниматься делом вместе с Элли, и если Лоис торжествовала, Джулии на сей раз было наплевать. Она положила руку на плечо Минни, веля ей не вставать, и со смехом покачала головой сидевшему напротив Энтони.
– Оставьте – прошу всех, – я делаю это с удовольствием.
Все было как прежде, только во главе стола должна была сидеть мама, заботливая, добрая, красивая, а не Лоис в облегающем белом платье, надетом для того, чтобы продемонстрировать, какая у нее прекрасная фигура. «Я терпеть ее не могу, это так. Мне все равно, какая у нее фигура. Хотя нет, нет, нет! Она будто бы в купальнике! Если это и все, что привлекает Энтони, она может забирать его, и пожалуйста. Нет, не может – раз теперь она жена Джимми, – Энтони не пойдет на это. Он бы не приехал, если бы не порвал с ней». Дух ее воспарил и понесся в долгий, головокружительный полет с россыпью радужных огней в конце.
Миссис Мэнипл вручила ей блюдо яичницы с грибами и восхищенно посмотрела на нее.
– Ну, моя дорогая, у тебя превосходный цвет лица. Любой подумал бы, что мисс Элли городская мышка, а ты сельская. И румянец у тебя свой. Те, кто пользуется румянами, не знают, что ими мало кого можно обмануть. Мисс Элли, дорогая моя, осторожнее с этими тарелками, не обожгись.
Когда они вернулись в столовую, Джимми рассказывал одну из своих бесконечных историй:
– Тут я сказал Хэвершему – не тому, кого ты помнишь, Энтони – он умер, бедняга, – а это племянник, сын того брата, что уехал на север. Чего ради – не помню. Определенно не затем, чтобы заниматься конструированием, – с математикой у него были нелады. Думаю, он работал в транспортной конторе или… ну, это не важно, но этот Хэвершем его сын. Неплохой парень, однако в фермерском деле ни в зуб ногой. Начал рассказывать мне про урожай маслин в Италии – он был там в составе Восьмой армии – и чего только не говорил о том климате! А я сказал ему: «Знаешь, Хэвершем, маслины – это маслины, они очень хороши для итальяшек, но они не растут здесь, и все тут…»
Рассказ тянулся и тянулся. Он доставлял Джим-ми большое удовольствие и не вызывал никакого интереса.
Энтони не скучал – он впервые за несколько лет чувствовал себя так непринужденно. Он вырос в этой обстановке: семейные вечеринки,