перед ним и не извиняется. Сначала, было, на мой вопрос – извинилась ли – ответила:
– Да, я сказала: больше не буду…
– А Шура что?
– А Шура сказал: хорошо.
Оказалось: неправда.
– Ты что же врешь? Пойди извинись.
– Я стесняюсь.
И наконец:
– Надо извиниться, ты обещала.
– Ничего я тебе не обещала.
Раньше, совсем недавно, обижалась на каждое резкое слово. А теперь – Шура с ней не разговаривает, я разговариваю сухо, Ольга Львовна – иногда раздражительно, а у Гали в глазах только упрямство, да и насмешка, пожалуй. И ожидание: «Ну, а дальше что будет?»
– Мама, Лика говорит, что Шура мой папа. Я ей объяснила, что он Шура, а не папа.
11 августа 42.
В целях самооправдания говорит вещи просто чудовищные:
Ольга Львовна:
– Ты понимаешь, что Сашенька из-за тебя могла бы умереть, не было бы Сашеньки – понимаешь?
– Ну, что ж, мне бы тогда достались все ее распашонки… (!!!)
Я уж рада бы довести Галю до слез. Но – никак не прошибу.
17 августа 42.
Прошибить слезу удалось арбузом.
Принес арбуз Шура. Шура с Галей не разговаривает. Галя извинения у Шуры не просит. А арбуз, опять-таки, принес Шура. Следовательно – арбуза Гале не полагается.
Рыдания. Слезы.
– Дай арбуза! Я давно арбуза не ела! Хочу арбуза!
Извиняться, однако, не стала.
На другой день просила тоном безнадежным, но уже без страдания в голосе:
– Ну, дай мне арбуза, дай…
Почти примирилась с тем, что арбуза не получит. Даже рассказывала какой-то старушке в тупике:
– А у нас арбуз есть…
Новый взрыв отчаяния был вызван приходом мамы Сони. В расчете на ее мягкое сердце Галя кричала, плакала, требовала арбуза. Не получила. Но и не извинилась.
(Господи, какой я была дурой тогда, глухой дурой! Ее надо было только любить и жалеть, а я ее воспитывала. 1 декабря 1955 г.)
Раньше боялась и дичилась ребят – почти не играла с ними. Потом быстро освоилась, научилась по их способу взбираться на дерево, а оттуда на крышу сарая и даже свела дружбу с тринадцатилетним вором и хулиганом Валькой, отец и мать которого арестованы – один за бандитизм, другая за воровство.
По приглашению Вальки Галя была у него в гостях, где произошел следующий знаменательный разговор:
– Он меня спрашивает – вы богато живете? А я ему:
– Ну, во время войны кто ж богато живет?
Гале запрещено ходить к Вальке. Но она, кажется, не очень-то намерена выполнять приказание.
Много врет. Это – самое отвратительное.
– Галя, убери, пожалуйста, на место мой зубной порошок.
– Стану я убирать – ведь не я принесла его сюда?
Посылаю ей самый страшный, какой только могу изобразить, взгляд. Она уносит зубной порошок, возвращается и принимается философствовать:
– Ты говоришь – надо за собой убирать. Но ведь не я принесла сюда порошок, а ты – значит,