постоянно присутствует в жизни молодой Екатерины, становится тотальным состоянием елизаветинского двора. См.: “Но и на этот раз я отделалась только страхом”, “Я почти что остолбенела от страху”, “Я замирала от боязни” и т. д. Или, например, известный эпизод – написание юной принцессой письма под заглавием “Портрет философа в пятнадцать лет”. Екатерина написала этот текст для графа Гюлленборга, который при встрече сказал ей, “что пятнадцатилетний философ не может еще себя знать и что я окружена столькими подводными камнями, что есть все основания бояться, как бы я о них не разбилась”[13]. Рефлексия над этими страхами и стала, видимо, главным предметом письма, позднее уничтоженного.
Атмосфера страха и боязни, тем не менее, подталкивает Екатерину к действиям – “Я <… > не переставала серьезно задумываться над ожидавшей меня судьбой”[14]. Потому она, казалось бы, немотивированно, занимается своим личностным поведением, стараясь быть обаятельной, тщательно изучает русский язык, принимает православие и т. д.
“Я обходилась со всеми как могла лучше и прилагала старание приобретать дружбу <… > имела всегда спокойный вид, была очень предупредительна, внимательна и вежлива со всеми <… > Я выказывала большое почтение матери, безграничную покорность императрице, отменное уважение к великому князю”[15].
Правда, в “Записках” Екатерина чаще пишет о вполне понятных женских страхах, что должно было вызывать симпатию к их жертве. Героиня “Записок” часто плачет, боится, главным образом, мать, царственную свекровь и мужа. Однако даже женские страхи заставляют Екатерину бороться не за свое сугубо женское положение (например, с изменами мужа), а реализовать потенциал своей личности, вырвавшись из обычных стереотипов. Страхи и неприятности развивают в ней, например, мужские качества: Екатерина называет себя “честным и благородным рыцарем, с умом несравненно более мужским, чем женским”, говорит о своем “мужском характере и уме”[16].
Та же модель осознания страха и, одновременно, преодоления его, но в более серьезном варианте, осуществилась и в реальности как государственно-политических деяний Екатерины, так и в ее приватной жизни. Предметом размышлений в этом случае могут быть те поступки Екатерины, которые до сих пор вызывают неоднозначное отношение к себе и интерпретируются как парадоксальные или непонятные. На наш взгляд, мотивацией таких поступков являлся страх, так и не исчезнувший до конца жизни императрицы. Его главнейшим источником была, конечно же, абсолютная нелегитимность занятого ею положения. “Ни у кого из тех, кто когда-либо занимал российский престол, не было так мало законных прав на царский венец, как у Екатерины”[17]. Этот момент был настолько осознаваемым и явным для своего времени, что отмечен и иностранными наблюдателями. См., например: “Я был свидетелем революции, низложившей с российского престола внука Петра Великого, чтобы возвести на оный чужеземку”