Нахман Гизис, принимая орден Славы III степени, обратился к командующему армией с просьбой разрешить ему отправиться в только что освобожденный Меджибож, откуда он родом и где оставил многочисленную родню.
Генерал Чуйков пристально всмотрелся в знакомое лицо сержанта и спросил:
– Скажи-ка, это не ты со своими ребятами охранял мой КП в Сталинграде?
– Так точно, товарищ гвардии генерал! – ответил Гизис.
– Раз так, гвардии сержант, разрешаю тебе, – ответил с улыбкой генерал. – Но не забудь, что должен вернуться к нам. Мы еще должны пройти большой путь до Берлина.
Нахман Гизис бегом пустился к шоссе, на попутных машинах добрался до Бута.
На сердце Нахмана было неспокойно: что ожидает его в местечке? Взбежал на мост, который только что восстановили саперы, и подбежал к месту, где когда-то стоял их дом. Горка глины и одна обгоревшая труба – вот и все, что осталось от него. Местечко превратилось в руины. Только крепость виднелась на возвышении, вся в пробоинах от снарядов.
С разбитым сердцем шагал Нахман по мертвому местечку, ища оставшихся в живых. Но напрасно. Только там, где когда-то был клуб, сохранился домик. Из трубы валил дым. Нахман направился туда.
Он приоткрыл дверь, шагнул через порог и увидел: за столом в полутемной комнате сидели, закутанные в тряпье, две женщины.
Одна из них, с заплаканными глазами, обратилась к нему:
– Вы, вероятно, голодны. Но у нас нет ничего. Вот, только кипяток. Может, выпьете?
Нахман почувствовал, что сердце его вот-вот остановится. В одной из них он узнал свою младшую сестру Дору. Она его не узнала. Сдерживая рыдания, он произнес:
– Дора, дорогая моя… Ты что, не узнаешь меня? Я – Нахман, Нахман…
Она растерялась, схватилась за сердце, не могла вымолвить и слова. Придя в себя, она воскликнула:
– Нахменька, это ты? Ты жив! – Подбежала к нему, обняла и стала целовать. – А я чудом осталась в живых. Добрые люди прятали от убийц.
Они направились к трем братским могилам, страшным могилам, где были похоронены три тысячи меджибожских евреев. Медленно подошли к ним; Нахман Гизис, видевший тысячи смертей, на войне ни разу не плакал. Здесь же он опустился на колени и громко зарыдал.
Дора рассказала ему о страшной трагедии. Об одном только она не смогла, не сумела рассказать: когда фашистские изверги узнали, что мать вырастила пятерых сыновей и все они ушли на фронт, убийцы выволокли мать из гетто и повесили ее на дереве в центре местечка.
Советская Армия продвигалась вперед по польской земле, освобождая города и села от немецких оккупантов. Только что освободили город Люблин. Недалеко от него находился лагерь смерти Майданек.
Нахман Гизис обратился к командиру дивизии с просьбой выделить его взводу еще несколько бойцов и с усиленным взводом на рассвете тропинками и перелесками направился к Майданеку.
Уже на значительном расстоянии от лагеря они почувствовали тошнотворный запах