под руководством Эрнеста де Сарзека и Гастона Кроса, проводившая раскопки в Лагаше в последней четверти ХІХ – начале ХХ вв. (на территории современного местечка Телло вблизи канала Шатт аль-Хай), обнаружила почти двадцать скульптурных изображений этого правителя и множество надписей на статуях и глиняных цилиндрах.
Изготавливались статуи из твердого черного диорита, доставлявшегося из страны Маган – северной Аравии. Надписи сохранили богатую информацию о торговых экспедициях и строительной деятельности Гудеа. Они также позволяют определить номинальные и реальные пределы власти лагашского правителя. Так, с одной стороны, в надписях подчеркивалось, что «добрый (или истинный) пастырь» Гудеа был избран собранием местных органов самоуправления, советом старейшин Лагаша. Это позволяет рассматривать его должность правителя как выборную, что было возвратом к шумерским традициям Раннединастического периода. С другой стороны, нигде не называя себя царем, сам Гудеа все же рассматривает свою власть как царскую, ничем и никем не ограниченную, и даже упоминает о тиаре и скипетре как неотъемлемых символах своего поста. Это уже свидетельствует о влиянии более поздних и близких Гудеа по времени традиций, заложенных аккадской династией Саргонидов с их возвышением всевластного правителя.
В целом все это позволяет рассматривать власть Гудеа как гибридную, объединяющую древние шумерские традиции, из которых правитель черпал оформление своей должности как формально выборной, и современные аккадские новации, отражавшие реальные, ничем практически не ограниченные возможности правителя по управлению централизованной страной. Такое мудрое позиционирование со стороны властителя страны позволяло создавать видимость соблюдения древних традиций при одновременном фактическом расширении властных полномочий. Покорность скромного и непритязательного правителя, осознающего свое ничтожество перед лицом богов и зависимость от выдвигавшего его человеческого коллектива была разумной данью традиционным представлениям шумеров о месте человека, в том числе и правителя, в мире людей и богов. Как видим, Гудеа, истинный сын своего народа, оказался более прозорливым и практичным, чем представители аккадской династии Саргон или Нарам-Суэн – правитель Лагаша успешно убрал раздражавшую шумеров форму возвеличивания правителя, сохранив при этом саму суть его исключительного единовластия. Возможно также, в определенной мере такая мудрость Гудеа была до некоторой степени обусловлена зависимостью от кутиев и невозможностью заявлять о своих властных претензиях в условиях выплаты дани северным завоевателям. В таких условиях громогласных заявлений о присвоении себе титула «царя четырех сторон света» не поняли бы ни его собственные подданные, ни, тем более, грозные оккупанты, способные в случае надобности силой показать зарвавшемуся даннику его настоящее место в подвластной им стране. Не случайно некоторые исследователи даже высказывают