в ожидании букета цветов, в реальность которого он слабо верил.
В номере у Татану, на диване, сидел её товарищ по курсам Анатолий Загребнюк. Он держал в руках общую тетрадь, которую только что она ему дала.
– Спасибо, Ира,– сказал он,– я сегодня за вечер всё перепишу. Запросто перекатаю.
– Да, Толя. До завтрашних занятий успеешь. Пока ты ездил на два дня в своё Заречинское, мы тут многое успели изучить. Оказывается, только у одного теста столько самых разных рецептур, и одних только пельменей по способу приготовлению, составу фарша, размерам, формам… Одним словом, сотни видов.
– Экзамены, конечно, я сдам. Но я ни черта не понимаю в этом поварском деле,– с огорчением сознался Анатолий.– Но где-то же работать надо. Бабушка постоянно болеет. Вот и сейчас я к ней ездил.
– Ты извини меня, Толя, за вопрос. А где твои родители?
Он, волнуясь, потёр рукой свой единственный глаз пальцами правой руки, а левой так смял тетрадь, что Ирине показалось – вот-вот на пол посыплется бумага.
– Да вопрос, как вопрос,– пожал плечами Загребнюк и на мгновение отвернулся в сторону.– Житейский вопрос. Родители у меня были геологами. Точнее, мама даже картографом. В общем, разбились они на вертолёте… три с половиной года назад. После этого мы со старшей сестрой перебрались к бабушке.
– Так ты не один?
Он встал с дивана и, сжав зубы, проговорил:
– Нет, мы с бабушкой только вдвоём остались. Моя сестра Лена трагически погибла. Я пошёл! Надо переписывать конспекты.
– Я не хотела сделать так, Анатолий, чтобы причинить тебе душевную боль. Просто я глупая… Я понимаю, что задавала тебе вопросы, которые тебе не очень приятны. Я хотела сказать, что они совсем не приятны. Посиди ещё немного. Хочешь, я приготовлю кофе?
– Нет, не хочу. А в глаз мне выбил камнем такой же пацанёнок, Как и я. Просто играли, баловались. Мне тогда исполнилось всего пять лет, когда мы жили все вместе, в посёлке Заметный. Тогда все были живы…
– Зачем ты мне рассказал об этом? Я ведь про твой глаз ничего не спрашивала.
– На всякий случай, а вдруг ты поинтересуешься, почему я одноглазый.
Она подошла к нему. Халатик распахнулся, и обнажил часть её тела. Ирина обняла руками его голову и сказала тихо:
– Бедный ты, мой бедный. Тебе на белом свете, ещё хуже, чем даже мне. Хочешь, я всегда буду твоей женщиной? Хочешь, я прямо сейчас отдамся тебе?
Он отстранил Ирину от себя:
– Ты жалеешь меня, Ирина, а я тебя. Не обижайся, но я отношусь к тебе, как к своей сестре Лене, которой уже нет на этом свете. Ты, конечно, намного красивей, чем она. Но вы – похожи. И мне тебя… жалко.
Татану запахнула полы халата. Её самолюбие было задето. Она надула губки.
– Ты первый мужчина, который… отверг меня, – самолюбие Ирины было задето.– Я не понимаю, почему. Но плевать! Второго такого предложения от меня не поступит. Но мы останемся друзьями. У нас одинаковые судьбы. Мы будем друзьями, да?
– Я всегда со стороны