от «почетной» должности блевателя. Оставив в покое унитаз, он, наплевав на тягучие позывы, как был, на четвереньках, ринулся к неработающему ком-центру с более чем явными намерениями кому-нибудь позвонить.
Детос тагоч, Бароку пришлось содрогнуться, но вернуть себе власть над телом. Вместе со всеми прилагающимися страданиями. А-а-а. О повторном наказании наглеца сейчас, к сожалению, не могло быть и речи. Переход от стороннего наблюдателя к непосредственному участнику «послепраздника» был настолько резок и болезнен, что Барок впервые за все это время добрым словом вспомнил тихие и уютные волны полумрака.
И последнее, что он ощутил перед тем, как с головой погрузиться в новые волны, волны тошноты, было деликатное напоминание Рудольфа о том, что он ведь предупреждал, пытался….
День прошел, как в дурном сне. Когда выпотрошенный желудок все же убедил остальное тело с головой заодно, что он больше не способен ничего вкладывать в общее дело очищения, походы в туалет прекратились. И накатила слабость. Барок несколько часов провалялся, закутавшись во все тот же старый и потрепанный плед, памятный по первым обнаруженным чувствам. Он то выныривал из накатывающей одури, то погружался в нее вновь. Блевать, хвала всем богам, больше не хотелось. Есть (бр-р-р) – тоже. Хотелось пить, но не столько от жажды, сколько от смутной надежды погасить полыхающий внутри гнусный грязно-зеленый огонь. И Барок пил. Заставлял себя встать, вставал, шел на кухню, шатаясь на ватных ногах, наливал себе воды и пил. Легче не становилось. Вода липким холодным шаром каталась в желудке, только усиливая чувство мерзости, но через некоторое время Барок все равно вставал и опять шлепал на кухню, повторить экзекуцию. Просто для того, чтобы не лежать все время, ощущая накатывающую дурноту.
А потом он провалился-таки в сон. Рваный, неприятный и тяжелый, сон все же принес некоторое облегчение. Дальше дело пошло легче. Поспать получилось еще и еще. Барок даже смог заставить себя немного поесть. И удержать съеденное внутри. В общем, к наступлению сумерек жизнь кое-как вернулась в свою колею, оставив позади длинный и глубокий след, в котором огромными буквами было прописано напоминание о бездарно потерянном дне. Барок счел, что предупреждения хватит надолго.
К ночи он оклемался практически полностью, и можно было отправляться в постель без опаски. Барок посмотрел в окно, за которым чернела ночная темнота, ревизовал состояние организма, констатировал норму и с наслаждением вытянулся на кровати. На сей раз он собирался проснуться полностью здоровым.
– Эй, Рудольф, – позвал Барок. – Слышь, сосед. Поздравляю с победой над похмельем. Спокойной ночи.
Рудольф промолчал. Барок ухмыльнулся и закрыл глаза. Ф-фух, отмучался.
И только появившаяся пару часов назад легкая головная боль немного отравляла жизнь. Хотя после всего произошедшего считать ее проблемой было несерьезно. Так, мелкая неприятность.
Глава 8
На следующее утро он уже так не считал. Головная