верить твоему рассказу, большую часть которого я не понял, человек сам себе имени не даёт, ему его дают другие люди, так?
– Да, но не знать своего имени…
– Я не говорю, что не знаю его. Я его не помню.
– Хорошо. Хорошо. Но помнишь же ты имена других? Как зовут твоего отца?
– Хм… Моего отца зовут… Его зовут… Нет, не помню.
– Кого же ты помнишь? Мать?
– Ммм… – незнакомец задумался. Прошло еще какое-то время, но из его гнездоподобной головы не вылупился никакой ответ.
– Не помнишь имя собственной матери? – Я был озадачен. – Стало быть, ты потерял память, – заключил я.
В ту пору я был неопытным юношей, разум которого питался одними лишь книгами. Моё осознание мира было несколько наивным, о чем можно судить по той рукописи двадцатилетней давности. Я был несдержан, слишком трепетно идеалистичен и не мог отличить множество полуправд и компромиссов от самой обычной лжи. И была среди книг, что я читал, одна, называемая «Трактат о небесах, о мире духов, джиннов и мирах, созданных Всевышним». В этой книге писалось многое о райских садах Бостан и Гулистан, описывались все блага, которые получат праведники после смерти, запахи райских дерев, прохлада рек, облик гурий, еда, питье и одежды. Описывались также ангелы и джинны. Думаю, автор сей книги хотел показать, что рай подобен земле, а ангелы подобны людям. И что джинны, пусть и созданы из пламени и слышат, как на небесах разговаривают ангелы, тоже подобны людям. Как люди, они могут почитать Всевышнего и отрицать его, верить в него и не верить, служить добру, как в той арабской сказке, или служить злу.
«Мог джинн и потерять память. Мог и не помнить, верует ли он во Всевышнего или отринул Его. Впрочем, это не доказывает, что он джинн. Как и не опровергает, что он человек,» – рассуждения в моей голове о происхождении моего гостя не давали мне покоя.
– Ты хоть что-нибудь помнишь? – спросил я, – как попал сюда, помнишь?
– Помню, – неуверенно ответил мой гость. Его лицо озарилось на мгновение: – Вода с неба лилась, словно водопад из полноводной реки. Огненные стрелы обрушились на меня. Я бежал. Боюсь я огненных стрел более чем любых других. В деште негде спрятаться от них. Я увидел свет в окошке и побежал в его сторону. Я стучал, а стрелы били где-то рядом. И вот я здесь.
«Он боится молний, – подумал я, – Джинны точно не боятся молний. Молния есть творение Всевышнего и дитя воли Его, насылаемое вместе с дождём и громом. Конечно, несомненно, на всё воля Всевышнего, и молния может и убить, но не все молнии убивают. Молнии – это вовсе не огненные стрелы, как он говорит. Это лишь явление, подобное ветру или снегу или огню. Бояться молнии – значит, бояться огня, не более того. А джинн, созданный из пламени, пламени бояться точно не может».
Я успокоил себя. Мой гость сидел спокойно и тихо. Я бы даже сказал, что он расслабился. Он грелся у свечи. Казался вполне себе человеком. Крепкая, тяжелая челюсть. Мясистые ровные уши. Большие черные блестящие глаза, глубоко посаженные