из окон лунный.
Угол. Новая доска.
Кто кого? И с ветром горьким
Станет на спор он реветь,
На пол упадет у койки
И не сможет умереть.
– А ну… дай-ка, – попутчица протянула правую руку к тетради, левой надевая очки. – М-м-м… путь… угу-угу… м-м-м… ной дымке… угу-угу… угу-угу… Что ж, стих недурен, – довольно сдержанно заключила она. – Но требует правки… Не писала, говоришь, никогда?
– Ага.
– Это заметно… – Валентина Михайловна откинулась на спинку сиденья. – Вот смотри, что это за рифмы? Они же у тебя все примерные! Сугробы – берлоги, часом – напрасно, теснота – доска… Это же не рифма…
– Но я думала, в стихе главное – смысл… – оправдывалась Оля.
– Если главное – смысл, незачем ограничивать себя сложностями формы. Пиши прозаические, не художественные тексты, – посоветовала попутчица.
– Но, в общем, звучит же как стих? – упиралась Оля.
– Этого недостаточно! У твоего стихотворения нет ни запаха, ни цвета, ни звука… Как будто ты вовсе не о былом пишешь… Вот смотри, как у Сергея Александровича:
Топи да болота.
Синий плат небес.
Хвойной позолотой
Вззвенивает лес.
Тенькает синица
Меж лесных кудрей,
Темным елям снится
Гомон косарей…
– И так далее. Здесь все: и рифма, и образ… Перед тобой возникает целая картина… Знаешь, ведь даже если ты пишешь о смерти, в твоем стихотворении должна быть жизнь… Ты это дело не бросай все равно. Может, когда-нибудь получится, – заключила Валентина Михайловна, закрыла глаза и через несколько минут снова уснула…
Проснуться через двадцать семь минут, – сказала про себя Оля и тоже закрыла глаза.
Три минуты до остановки. Оля открыла глаза.
Как в аптеке, – подумала она, взглянув на часы.
– Валентина Михайловна! – тихонько произнесла Оля.
– Да? – попутчица резко подскочила.
– Простите, пожалуйста… Я думаю завтра домой возвращаться. Подруга, к которой еду, далеко от вокзала живет. Я решила на пригородной станции на электричку сесть, а вот расписания не знаю. Вам не сложно будет посмотреть, во сколько электричка будет отходить?
– Посмотрю, конечно, – Валентина Михайловна снова откинула голову на спинку сиденья.
– Извините…
– Что-то еще?
– Да. Вы мне свой номер телефона оставите? А то как же я узнаю насчет расписания?
– Да-да, – женщина наклонилась к сумке.
– Вот, – Оля протянула ручку и листик бумаги.
– Удачи тебе, милая, – сказала Валентина Михайловна, положив бумагу с номером перед Олей.
– Спасибо… Может, как-то мы с вами увидимся… – Оля направилась к выходу.
– Бумажку забыла, – сказала Валентина Михайловна, протягивая предмет просьбы девушки.
– Ой, точно.
Ужас… – подумала учительница и снова закрыла глаза в ожидании сна.
Поезд снизил скорость. Последние секунды перед остановкой тянулись для Оли особенно долго.