них многоценным, чтобы этим приобретать больше смирения, так как душа принимает отпечаток сообразно с деяниями, а также чтобы самим добывать себе, что потребно, и не делать частых выходов [из монастыря], что обычно делают многие ради приобретения нужных вещей, между тем как от этого бывает великий вред и часто блуждание вне [монастыря] делает ум нетвердым. Поэтому они дома занимались всяким нужным ремеслом: зодческим, медничным, ткацким и сапожным, теми, которые имеют дело с производствами из веревки или при посредстве горнила; каждый из них, работая руками, уста же посвящал песнопениям и распевал слова Давида, так что и те получали большую пользу, кто только взирал на них, видя, как дивные и при рукодельях приятно соблюдали важность и скромность, постоянство нравов и строгое благоповедение.
Слава студийских монахов
Но вместе с добродетелью [росла] и слава их; распространяясь больше и больше, она наполнила почти всю вселенную, как мы сказали в начале слова, тем более что некоторые из них, удалившись в очень многие места или потому, что этого требовала нужда, или потому, [Col. 169] что многократно рассеивались от гонения, куда бы ни приходили, многих привели к добродетели и устроили собственные убежища для собравшихся к ним, дав им наименование студийских. Это имя они носят и доныне; так оно будет называться и всегда, как имя, составляющее гордость речи и всех привлекающее к себе.
58. Но увы! То, о чем предстоит мне повествовать, опять печально, ужасно и даже более, чем ужасно; так что я лучше бы хотел опустить это, чем предать слову такую тяжкую и невыносимую для слуха повесть. Однако так как совсем ничего не сказать об этом значило бы не коснуться самого главного, то посему я и должен особенно вспомнить об этом. И подлинно, мне необходимо рассказать о величайших подвигах отца (хотя эта повесть печальна), чтобы не казалось, что слову моему недостает самого важного. Итак, когда божественный отец, как мы сказали, пребывал с учениками в монастыре, наслаждаясь вместе с ними лучшим спокойствием духа и душевно исполняясь неизреченной радости, внезапно поднимается лютая и пагубная буря, лишившая их спокойствия и расстроившая все благочестие по Боге.
59. Именно, нечестивый Лев Армянин, поставленный императором Михаилом стратигом Востока и назначенный идти через Фракию по случаю начавшейся войны с варварами, гордец, надмевавшийся больше, чем сколько сам был достоин, и страдавший крайним безумием, подкупив лестью войско, бывшее под его начальством, и прельстив других, кого нашел из более легкомысленных, одних дарами, иных обещаниями, объявляет себя императором и – враг Бога, увы, и мира – присваивает себе верховную власть. Немедленно подступив к столице и ни от кого не встретив сопротивления (так как благочестивый Михаил не только покорно сложил с себя царство, чтобы не видеть никого оскверняющим десницу кровию единоплеменников, но даже сменил багряницу на власяной хитон и принял монашескую жизнь), он, бесстыдный, становится – о суды Божии! – владыкой всех