взбадривает. Несколько омолаживает весь организм. Омолаживает кровь. Другими словами, «действует на весь организм комплексно, мобилизует его защитные механизмы». Но если кто решит, что достаточно выпить энное количество капель настойки – и рак разбит, тот глубоко ошибается. Борец не панацея. Ему не по зубам четвёртая стадия. Зато прочие…
Я не сталкиваю, я не сшибаю лбами народную медицину с научной. Я не хочу их рассорить. Я не противопоставляю борец ножу. Боже упаси! Напротив! Совсем напротив! Я сливаю их в один кулак против единого врага. Я поднимаю народную медицину до уровня научной. Ставлю на одну доску. И от такого союза в выигрыше больные.
Хорошо режет нож.
Да только всё ль ему дозволено?
Вот убрали опухоль. Кажется, всё прекрасно. Придраться не к чему. Ан хлоп беда. Через какое-то время беда прорастает на новом месте, куда зараньше выбросила ещё не видимые, ещё не заметные щупальца-клешни.
Речной рак чем опасен? Клешнями. Клешнями защищается, клешнями нападает. Бывало в детстве, так стриганёт клешнёй, что, кажется, палец отскочил, и ты со смертным ором поскорейше, молнией, выдираешь руку из норы иль с-под коряги, куда сунулась за раком, да поймалась сама.
И прежде всего вот эти клешни, выбрасываемые в стороны, опасны и у болезни, названной раком. Я считаю, главное зло не в опухоли, а в её клешнях-щупальцах, расползающихся наподобие паучьей сетки. Не давай расходиться. А как не дашь? Прежде чем резать опухоль, обломай клешни-щупальца, отдели её от здоровой ткани. Вот это-то как раз и под силку Борушке. Он обрывает эти клешни, чистит вокруг опухоли ткань, и опухоль как бы подносится ножу на блюдечке. Выщелкивай, как орех из скорлупки. Режь спокойно. Дальше беда не скакнёт.
Моя методика – не торопись, дай организму набраться духу. Он ведь не меньше твоего встревожен бедой. Недели две-три до операции даю больному настойку по схеме. После операции даю. Свежие силы человеку всегда нужны…
Я вся за борец. Я против химии. Химия убивает…
Ещё Гиппократ говорил, что лечат нож, трава и слово. Так что я нового сказала?
Я лечила пятьдесят пять человек. Из них пятерых брала на облегчение страдания, остальных брала с некоторой надеждой на излечение. Счёт цыплятам осенью. Вот моя осень… Полное излечение получили десятеро с отдалённым результатом до четырёх лет. Умерли восемнадцать. Половине из них жизнь продлена до года. Остальные в периоде реакции… Такая вот моя осень…
Опечаленно, скорбно кончила доклад Таисия Викторовна.
Ей не захлопали.
Конечно, хлопать не за что. Не тот момент. Тут ордена да знамена не раздают.
И все же…
Она вопросительно обвела зал. Зал тяжело молчал. Как-то даже враждебно.
– Я н-напомню… – заикаясь, снова заговорила она. – Я выхаживала людей не от кашля… Люди обречённые… Вы можете спросить, и всё же какой процент у них выживаемости? Статистики нету. И не может быть. Это ж люди, на которых махнули рукой… Поставили точку… Один московский академик мне говорил, если удастся