каждый о своем вновь речь завел.
Брюзжанье их, как слепень, билось в темя,
И, не дослушав, Никодим ушел.
Он не встречал средь нежити таких,
Кто пережил Потоп и Ту Войну.
Тысячелетья поглотили их.
Никто не знал, что было в старину.
Остались лишь былины и предания,
Но постепенно забывали их.
Теряла нежить с каждым веком знания
Об истинных событиях былых.
На слово верить – мало простаков,
И Никодим, как многие, не верил.
Неверие сгущало тьму веков.
На свой аршин былое каждый мерил.
«И что о прошлом думать и гадать?
Ведь оглянуться даже не успеешь,
Как время подойдет тебе узнать,
Что жизнь прошла, и спорить не посмеешь.
Все сущее живет и умирает.
Вся разница – как долго и когда.
И даже нежить в срок свой погибает,
Устав считать минувшие года…»
И Никодим вдруг широко зевнул –
Его от дум обычно в сон клонило.
Он под кустом до ночи прикорнул…
Но счастье будто полевому изменило.
Со сна подумал Никодим – комар над ухом
Безжалостно ему терзает нервы,
Воинственным своим ведомый духом.
И не стерпел – его ударил первым.
Наглец не смолк, зудел что было сил,
Он улетал и возвращался снова.
И полевой себе то в глаз, то в ухо бил,
Ленясь припомнить колдовства основы.
И лишь когда всего себя избил,
Он вырвался из крепких сна объятий.
И комара со зла бы погубил –
Но словно сгинул мигом неприятель.
Не сразу Никодим уразумел,
Что ухо не комар – дуда терзала.
Вовсю старался Прошка – как умел,
Дуда в ответ обиженно пищала.
Неподалеку леший проходил
От тех кустов, где Никодим заспался.
По торжищу он с зайцами ходил
И с нежитью жестоко торговался.
Но цену так никто и не давал,
И старый леший злобно сокрушался.
Он зайцев оптом и поштучно продавал
И в дальний лес сам перегнать их обещался –
Напрасны были все его потуги.
Кто в спину, кто в лицо ему смеялся:
Он слишком дорого ценил свои услуги
И, всем известный вор, своею честью клялся.
Но Никодиму невдомек, он не видал.
Судьба, как видно, Прошке так сулила:
Не разбуди он полевого, тот бы спал,
И не нависла бы над лешим вражья сила.
Приметлив полевой был – враз признал
Тех зайцев, что за лешим ковыляли.
Он, почитай, с рождения всех знал.
Их с Афанасием зайчата забавляли:
Заноза в лапе ли, колючка ли в ушах –
Те тотчас к пастухам своим бежали.
И умиления слезу порой в усах
Надежно прятал он, чтоб зайцы не видали…
Но что случилось с ними? Вот беда!
Свалялась шерсть и лапки в кровь разбиты,
От