отозвался как-то невнятно. «Зарары ёк, – сказал он. – Барсын бу йылнынъ къазасы бунен кечсин»[10]. Теперь, при встрече целуя барыне руку, Зинаида шепнула, что счастлива в браке, беременна от Федора и срок у нее – тринадцать недель…
Чего хотел, о чем думал крымский татарин, прожигая хозяйку взглядом черных глаз? Она никогда не верила, что он сможет забыть свою далекую родину. Но стоит ли ему мечтать о ней, услышав в разговоре на чужом языке дорогое его сердцу слово – КРЫМ…
Отвернувшись, Анастасия рассеянно посмотрела в окно.
Солнце скрылось за тучами, вечерние заморозки рисовали причудливые узоры на запотелых стеклах. Сквозь них Невский проспект выглядел местом немного фантастическим. Двухэтажные галереи большого Гостиного двора еще освещались изнутри и отбрасывали на тротуар и мостовую длинные дрожащие желтые блики. В них мелькали неясные фигуры прохожих, закутанных в шубы, шали, платки, и бесшумно проезжали экипажи. Чудилось, будто лошади касаются копытами не брусчатки, а темного бесформенного облака.
– Матушка вы наша барыня Анастасия Петровна! – откашлявшись, произнес Досифей, и Анастасия взглянула на него благосклонно.
Как старший по возрасту, он всегда говорил первым и высказывал суждения от имени всех ее дворовых людей. Делал это Досифей обычно весьма внушительно, с некоторыми ораторскими приемами.
– Какое бы новое дело вы ни затеяли, – продолжал муж Глафиры в той же серьезной манере, – нам, слугам вашим, никакого выбора нет. Уповая на безграничную вашу милость, поедем, куда прикажете… А коль не справимся или измену какую на вас затаим, то гореть нам всем в аду, в геене огненной!..
Несмотря на конец этой речи, исполненной прямо-таки шекспировской страсти, застолье у аржановцев завершилась вполне мирно. Поросята были съедены все, до последнего хрящика, бутылка деревенской браги опустошена до донышка, а кухонный очаг и печи затушены, комплекты свежего постельного белья розданы. Дом архитектора Земцова погрузился в сон.
На другой день Анастасии долго спать не дала Глафира. Она шумно вошла в спальню, пожелала доброго утра и сообщила, что придворный скороход в красном плаще доставил для госпожи подполковницы особенный пакет. Но он так спешил, что ей, Глафире, пришлось расписаться за барыню в чудной его скороходовской тетради.
– И как ты это сделала? – удивилась Аржанова.
– Очень просто! – гордо ответила горничная. – Поставила крестик в третьей графе сверху…
Пакет из плотной коричневой бумаги скрепляли три сургучные печати. Сначала в руки молодой женщины попал роскошно оформленный пригласительный билет с оттиснутым в пол-обложки княжеским гербом Потемкина. На нем столько всего помещалось: и шахматное поле, и рука с мечом, и два двуглавых орла под двумя звездами, и три рыцарских шлема, и княжеская шапка, и горностаевая мантия. Впервые