слезы: на этот раз сдержать он их уже не мог. – Он ушел, Эмма.
– Тогда я тоже полечу на небо и стану там заботиться о нем.
– Нет. – Страх холодной змеей свернулся у него в животе и высушил слезы. Пальцы его впились ей в плечи, впервые в жизни оставляя на коже синяки. – Ты не можешь. Ты нужна мне, Эмма. Я не могу вернуть Даррена, но не хочу потерять еще и тебя.
– Я ненавижу Бога, – яростно заявила она, глядя на него сухими глазами.
«Я тоже, – подумал Брайан, прижимая ее к себе. – Я тоже!»
В ночь убийства в доме Макэвоев побывало около сотни гостей. В блокноте Лу уже не умещались имена, пометки и впечатления, но к разгадке он так и не приблизился. И окно, и дверь в комнате мальчика были открыты, хотя нянечка горячо утверждала, что закрыла окно после того, как уложила ребенка спать. И не просто захлопнула, она настаивала на том, что окно было заперто. Но следов взлома обнаружить не удалось.
Зато под окном остались следы от чьей-то обуви. Примерно одиннадцатый размер, прикинул на глаз Лу. Но отпечатков, которые должна была оставить на земле лестница, не было, на подоконнике тоже никаких следов.
Няня почти ничем не смогла помочь. Она проснулась, когда чья-то рука зажала ей рот. Ей завязали глаза, связали руки и ноги, а в рот сунули кляп. В ходе двух допросов, которые устроил ей Лу, она изменила оценку времени, в течение которого оставалась связанной, с тридцати минут до двух часов. В его списке подозреваемых она занимала далеко не первое место, но он ожидал результатов проверки ее прошлой жизни, до работы у Макэвоев.
Теперь ему предстояла встреча с Беверли Макэвой. Лу откладывал допрос так долго, как только мог. И сейчас отложил еще – чтобы просмотреть полицейские фото маленького Даррена Макэвоя.
– Только недолго, – предупредила его врач, останавливаясь вместе с Лу у двери. – Ей дали легкое успокоительное, но она находится в здравом уме. Быть может, слишком здравом.
– Я не хочу причинять ей страдания помимо тех, что ей уже пришлось пережить.
«Только возможно ли это?» – спросил себя Лу, когда перед глазами у него встал образ погибшего малыша.
– Но еще мне также нужно допросить девочку. Она в состоянии отвечать на вопросы?
– Она в сознании. Но вот захочет ли она говорить с вами, я не знаю. Если не считать ее отца, она ни с кем не обменялась и парой слов.
Кивнув, Лу вошел в комнату. Женщина сидела на кровати. Хотя глаза ее были открыты, она его не видела. Выглядела она очень маленькой и едва ли достаточно взрослой для того, чтобы родить ребенка. «А потом еще и потерять!» – представил Лу.
На ней была светло-голубая стеганая кофточка, руки, лежавшие плетьми поверх белых простыней, казались парализованными.
Рядом с нею на стуле сидел Брайан, внося серостью своего небритого лица неуместный диссонанс в обстановку светлой палаты.
Глаза его превратились в глаза старика: красные и припухшие от слез и недосыпания, затуманенные горем. Лишь когда он поднял голову, Лу увидел в них кое-что еще. Ярость.
– Прошу