Вода прозрачная, чистая, течение довольно быстрое, и плеск текущей воды, ее блеск на солнце нестерпимо притягивало искусанное и, исцарапанное и обожжённое крапивой тело.
– Я отвернусь и не буду подглядывать. Можешь плескаться, как хочешь, хоть голая. И это было бы правильно. Когда вылезешь, вот мой маскхалат и наденешь, а шмотки свои заберешь до суши, там оденешь. А я пойду назад, забыл рыбу там на ветке. Жалко, столько нес, а пока далеко не ушли… да и тебе здесь спокойнее будет.
– Не уходи. Я боюсь одна, – она умоляюще шагнула к нему, прижав руки к груди. – Мы потом с тобой… с вами… сходим, заберем! Вместе. Я больше ни на шаг от вас не отойду!
– ну ладно, ладно. Я вот фотоаппарат ложу и камуфляж. Значит, вернусь. А рыбу забрать все равно надо. Так ведь идти нам потом с тобой в другую сторону. Так что не бойся, это рядом. Если какой крокодил приплывет, так он мой знакомый, ему все скажешь, он тебя не тронет. Ладно, ладно, – увидев, что она готова разреветься, отеческим голосом произнес, – иди, принимай ванну и не капризничай. Через десять минут я буду здесь.
Он снял камуфляжный костюм, остался только в трико и майке с короткими рукавами. Снял панаму, все это сложил на рюкзак, положив «для верности» наверх фотоаппарат, натянул сапоги и быстро стал удаляться, захватив ружье.
Наташа молча смотрела ему в след, а когда он скрылся, быстро подошла к сложенным вещам, озираясь по сторонам. Вытянула из грязи длинную палку и попыталась застыть «на карауле» у Колиных вещей. Однако, мошкара донимала, и она, все чаще поглядывая на журчащий ручей-речушку, все же быстро разделась и в одних трусиках, держа свою одежду в руках, стала осторожно подбираться к воде. Вода действительно была очень холодной и обжигающей. Однако тело, все в царапинах, порезах и волдырях от укусов, словно в живительном бальзаме, ожило, закололо миллиардами иголочек.
«Ну вот, а если он не вернется, я из этой воды больше никогда не вылезу. Так здесь и умру» – думала она, смывая прозрачной холодной водой грязь с волос, тела. Окунувшись и вскрикнув, она почувствовала, что ей намного легче. Куда-то ушла усталость и безнадежность. Улетучился страх и стало легко, просто, даже дышать стало легче.
«Это ж надо! А чтобы со мной стало, если бы не этот „леший“. Коля. А что он тут делает, в таком болоте? Да еще с фотоаппаратом и своей рыбой. Я теперь от него ни на шаг. И если он меня спасет, я ему… а как я его отблагодарю? Я заведу его к себе домой, покажу маме и папе, угощу его самым вкусным обедом и тортом… А если он захочет чего-нибудь еще от меня?» – подумала она, одеваясь, глядя с благодарностью на Николая, который уже сооружал из сухой травы, камыша и мелких сухих веток костерок.
– Сейчас, вот, костерок с дымом сделаю. Ты есть хочешь? – Не дожидаясь ответа, быстро разжег костер, набросал поверх сырых веток ольхи. Повалил пахучий сизый густой дым.
– Иди под ветер, под дым. Комары меньше жрать будут.
Она послушно стала под волну дыма, закашлялась и, слезясь, констатировала:
– Вот