библиотеке, среди теней, разбавленных островками серебристого лунного света. Я прошел к центральному входу и глянул на траву.
Прошлым летом, до начала занятий, я приходил в библиотеку, брал пару книг и выбирался сюда, на траву под вязами. Ветер ворошил книжные страницы, теребил мои волосы и одежду, а я растворялся в словах, проскальзывал меж фразами, и оболочка слов таяла, оставляя меня среди впечатлений, дел и мыслей других людей.
Пару раз я увлекался настолько, что возвращался домой позже отца. А он любит, чтобы к его возвращению ужин был готов. Впрочем, так получалось только пару раз.
Двух раз мне хватило с избытком.
Я закрыл глаза – ветер взъерошил мне волосы и зашевелил галстук. Чемодан был такой тяжелый, что по пути к автовокзалу я несколько раз перекладывал его из руки в руку.
Автобус в восточном направлении отходил в половине шестого утра. Билет до Нью-Йорка я купил за сто двадцать два доллара пятьдесят три цента. Без всяких вопросов кассирша взяла две сотни, выдала сдачу и объявила, что ждать еще три часа.
Те три часа оказались самыми долгими в моей жизни. Каждые пятнадцать минут я поднимался, волок чемодан в уборную и споласкивал лицо холодной водой. К концу ожидания мне казалось, что стены шевелятся, за каждым кустом у входа чудился отец с ремнем в руках. Серебряная пряжка была острее бритвы и размером с покрышку.
Автобус опоздал на пять минут. Водитель уложил мой чемодан в багажный отсек, оторвал верхнюю часть билета и пропустил меня в салон.
Едва потрепанный знак конца нашего города остался позади, я закрыл глаза и заснул на шесть часов.
Когда мне было двенадцать, перед самым маминым уходом, мы втроем ездили на неделю в Нью-Йорк. Поездка получилась и классной, и ужасной. Папа занимался делами своей фирмы – день-деньской просиживал на встречах и обедах с партнерами, а мы с мамой ходили в музеи, побывали в Чайна-тауне, в «Мейсисе», на Уолл-стрит, доехали на метро до самого Кони-Айленда.
Вечерами родители ссорились – и за ужином, и в театре, куда мы однажды отправились, и в отеле. Папа хотел секса, мама не хотела, и они ругались, даже когда я засыпал. Папина фирма оплачивала только один номер, и я спал в углу на раскладушке. Трижды за ту неделю папа заставлял меня одеваться и отправлял на полчаса в фойе, чтобы они могли заняться сексом. По-моему, на третий раз до секса не дошло: когда я вернулся, мама плакала в ванной, а папа пил, чего при маме не делал. Ну, обычно не делал.
Следующим утром на правой скуле у мамы появился синяк, а походка стала странной. Мама вроде не хромала, но ходила так, словно болели обе ноги.
Через два дня после возвращения из Нью-Йорка я пришел домой из школы и маму не застал. В общем, Нью-Йорк мне очень понравился. Отличный город, чтобы начать новую жизнь. И чтобы спрятаться.
– Мне нужен номер.
Это был дешевый бруклинский отель для рабочих-мигрантов, в десяти кварталах от ближайшей станции метро. Посоветовал отель пакистанский таксист, который привез меня с автовокзала. Он сказал, что сам там останавливался.
Администратор