Я ждала этого весь день». Я вдыхаю полной грудью и ныряю в темные холодные воды, кишащие акулами.
– Всем привет!
Микрофон издает отвратительный скрип, заглушая мой дрожащий голос. Толстомордый парень за ближайшим столиком издает громкий стон и затыкает уши. Надо же, какой чувствительный! Я снимаю микрофон со штатива:
– Извините. Давненько я не выступала. Не ожидала, что микрофон способен на подобные выходки.
Я нервно хихикаю и бросаю взгляд на своих друзей. Губы Меган растянуты в фальшивой улыбке. Шелли снимает меня на айфон. Брэд судорожно дергает ногой, словно его разбил паралич.
– Наверняка, услышав имя Бретт, вы ожидали, что на сцену выйдет парень. Со мной постоянно такое случается. Поверьте мне на слово, нелегкое это дело – жить с мужским именем. Особенно мне доставалось в детстве. Ведь дети бывают ужасно вредными. Я прибегала домой в слезах и умоляла моего брата Тиффани поколотить моих обидчиков! – Я бросаю взгляд на публику, тщетно ожидая услышать взрыв смеха. Но, увы, до меня доносится лишь пронзительное хихиканье Меган. – Да, вы не ослышались. Моего брата зовут Тиффани.
– Не смешно! – выкрикивает кто-то пьяным голосом.
Я хватаю воздух ртом, словно получив удар под дых.
– Ох, если бы вы знали, сколько насмешек и глупых острот сыпалось на мою голову в школе. Кстати, это была католическая школа! Кому-нибудь из вас посчастливилось учиться в католической школе?
Раздаются жидкие хлопки, и я немного приободряюсь:
– Монахини в нашей школе были сущими мегерами! Они так нас доставали, что туалет, куда мы от них прятались, казался нам филиалом царствия небесного!
Брэд, Меган и Шелли хохотали над этой фразой до упаду. Однако у здешней публики с чувством юмора плоховато. Зрители глазеют на меня с недоумением, некоторые вежливо улыбаются, другие смотрят на часы или читают сообщения в телефонах.
– Давай закругляйся! – орет кто-то.
Я начинаю бояться, что меня вот-вот вырвет. Или, что еще хуже, я разрыдаюсь прямо на сцене. Бросаю взгляд на электронные часы у подножия сцены. Прошло всего две минуты четыре секунды. Господи боже, я должна продержаться еще пять минут! Что я там собиралась говорить? Все шутки вылетели у меня из головы. Чуть живая от ужаса, я вытираю взмокшие ладони о джинсы и в поисках спасения лезу в задний карман.
– Она собирается читать по бумажке! – доносится из задних рядов. – Издевательство какое-то!
– Вернемся в католическую школу Святой Марии, – лепечу я, едва шевеля дрожащими губами.
По залу проносится стон.
– Надоела со своей школой!
Руки у меня так трясутся, что я с трудом удерживаю карточки с записями.
– Это была не просто католическая школа, это была школа для девочек. Точнее, то была настоящая камера пыток, где год идет за два.
Публика раздраженно гудит. Глаза мои застилают слезы, мешая разобрать, что написано на карточках. Господи Боже, помоги мне! Люди, не скрывая скуки, начинают громко переговариваться. Многие встают со своих