от жажды, – прошептала она извинительно.
Выпила половину и только после этого протянула ковш жениху.
Он сделал глоток и вдруг сильнейший озноб сотряс его тело, а ноги так ослабли, что он опустился на камни мостовой.
– Что с тобой? – с тревогой спросила Лиин.
– Не знаю… Очень болят руки.
Он поднял правую и уставился на запястье – там, на внутренней стороне, повыше сгиба, набухала красная овальная язва.
Лиин тронула ладонью его лоб.
– Да ты весь горишь! – Ему почудилось, что голос ее звучит неестественно резко, и невольно поморщился.
– А ты? – спросил он. – Как ты?
– Мне… кажется… все хорошо… – У нее стучали зубы. – Ты же знаешь: я буду всегда.
Детская клятва прозвучала с неожиданной силой, будто девушка выкрикнула заклинание. Или эти слова в самом деле обладали магией, силу которой распознала только Лиин?
– Это прах… мы надышались мертвым прахом… если вымыться, то все пройдет… – попытался обмануть сам себя Дарган.
Превозмогая боль во всем теле, он добрался до дома. Последние два десятка шагов Лиин поддерживала его. Никто из гостей еще не пришел – только мать и сестра были в доме. Сестра лежала на скамье у входа, завернувшись в одеяло, накрытая сверху еще накидкой из шкур пустынных лисиц. Ее трясло. Мать сидела на полу подле, уронив голову и зарывшись лицом в мех накидки. Рядом стоял кувшин с водой и валялся серебряный ковшик. Женщин тоже мучила жажда. Когда Дарган вошел в дом, мать подняла голову. Глаза ее были мутны, а вся кожа испещрена алыми точками, будто кто-то обрызгал ее лицо кровью. Это и была кровь… Она выступала из пор. Как у сыновей Тага, что так и остались спать у подножия холма.
– Воды, – прошептали потрескавшиеся губы.
Она толкнула кувшин, и тот опрокинулся. Ни капли не пролилось – кувшин давно опустел, а набрать воды у матери не было сил.
Под ногами шелестели серые лепестки. Дарган поднял голову и увидел, что все четыре вишни в саду стоят голые – за несколько часов с деревьев облетели все цветы до единого, а этот серый прах под ногами – опавшие лепестки, которым уже не суждено стать алыми.
Дарган принес матери и сестре воды – это все, на что хватило его сил. Потом он вернулся в сад и повалился на ложе – их с Лиин брачное ложе.
– Беги отсюда, – прошептал он. – Беги, или ты заболеешь. Заклинание будет оберегать тебя. Оберегать час, другой, быть может, день. Потом магия смерти победит твою магию. Я сойду с ума, если ты заболеешь… Кто-то наслал сильнейшую магию смерти на наш несчастный оазис…Тот, чье имя звучит как…
– Мортис-с-с, – прошелестел ветер в голых ветвях.
Дальше была чернота длиною в несколько часов.
Дарган ненадолго пришел в сознание, когда Лиин в очередной раз обтерла его лицо влажным платком. Как сквозь пелену воды, видел он двор и небо, уже темнеющее, с алыми мазками заката. Мертвый дом, в котором уже не спрятаться, не укрыться, не согреться, – он понял это слишком уж хорошо даже сквозь жар лихорадки.
– Мама?