самым младшим из его сыновей, Иванушкой, да сообщить Ее Величеству Екатерине Второй о неправомочном аресте в Крымском ханстве российского дипломата.
Как ни странно, через десять дней они сделали это.
Потом Веселитский понял, что помогло ему в неравной схватке с врагами, что поколебало чаши весов в его пользу. В июне 1774 года две наши дивизии под командованием Суворова и Каменского разгромили сорокатысячный корпус турок у Козлуджи. Первая русско-турецкая война, османами же затеянная, кончилась полным их поражением на суше и на море. Султан согласился на переговоры, и мирный Кючук-Кайнарджийский договор был подписан очень быстро.
Спорить с победителями, а тем более злить их выходками в старо-исламском духе с заточением послов в тюрьму и пытками там стало опасно. Армия великой северной державы находилась примерно в 250 километрах от Стамбула, военный ее флот свободно крейсировал в Черном море. Потому предложение насчет денег и усадьбы, населенной восточными красавицами, являлось скорее провокацией, последней попыткой мусульман переиграть неверных, если не в честном бою, то хотя бы в хитрой шпионской схватке без правил…
Солнце поднималось все выше и заливало веранду светом, еще по-летнему ярким.
Предавшись своим воспоминаниям, чрезвычайный посланник и полномочный министр сидел в кресле неподвижно. Похоже, тот шестилетний период жизни, который он называл «крымским», заканчивался. Много разных событий, интересных, радостных и очень печальных произошло тут. Феноменальная память, лучшая помощница разведчика, подсказывала ему сотни мельчайших деталей, связанных с этими событиями. Иногда не детали, но целые образы возникали перед его мысленным взором, и Веселитский старался дать им беспристрастную оценку.
Тени на веранде растаяли. Становилось жарко.
Лишь правый угол деревянного строения, закрытый сильно разросшимися кронами четырех кипарисов, хранил легкий полумрак и прохладу сентябрьского утра. Петр Петрович, не выпуская императорский указ из рук, перебрался сюда и сел в другое кресло, накрытое цветным пледом.
В поисках уединения, тишины и покоя он всегда приходил к кипарисам. Смотрел на пирамидообразные вершины этих деревьев, непроницаемые снаружи и как будто полые внутри. Темно-зеленые, почти черные ветки и веточки, увешанные круглыми плодами-бубенчиками, уходили вверх и в стороны, создавая купол. Они ощетинивались в тесно скрученные, геометрически правильные метелочки, торчали прямо словно бы неживые.
Птицы редко садились на эти ветви. Они не вили гнезд в глубине темных, вытянутых к небу крон, источавших запах то ли ладана, то ли коры, тронутой слегка гниением. Но кипарисы, обитатели крымских дворов, дорог и… кладбищ, казались ему загадочно-красивыми. Мрачноватая их красота помогала Веселитскому привести мысли и чувства в порядок.
Еще раз в хаосе коротких изломанных линий,