и не погрузил нас в пучины мировой скорби.
Охотничьих колбасок в меню вагона-ресторана нет, и я ем сосиски с майонезом, запивая их персиковым соком. Но мне все равно – в хорошей компании и сосиски едятся весело. Я давно не видела Женьку вот так, сво-бодно, без притворства. Мы сидим одни – сидим долго и успеваем всласть наговориться, прежде чем к нам подходит, наконец, Артефакт. Артефакту двадцать четыре года, он высок, невероятно худ и обладает большим уве-систым носом, похожим на клюв тупика1. Артефакт – гений техники и в трезвом виде удивительно самодостаточный человек, этакая вещь-в-себе, не нуждающаяся ни в общении, ни в друзьях, ни в женщинах, ни в развле-чениях. Ему вполне хватает самого себя. Но когда он хорошо выпьет, то срочно начинает нуждаться в собеседниках, которым втолковывает свои соображения о тщетности всего сущего. А после каждого дела он пьет очень хорошо. Сейчас тонкие губы Артефакта раздвинуты в вялой улыбке, такой неопределенной и странной, словно он позабыл ее там несколько не-дель назад.
– У-у, – говорю я, – прибыла тяжелая артиллерия. Садись-ка рядом со мной, Женька – встретим достойно этого монстра, когда он опять начнет просеивать наше человеческое существование через сито тоски и безыс-ходности. И ешь быстрей, пока он чего-нибудь не заказал. Он извращенец. Я сама видела, как он бросал сыр в красный борщ и мазал кусок яблока минтаевой икрой.
Артефакт присаживается за наш стол с неизменной бутылкой «Москов-ского», приглаживает длинные маслянистые волосы, молча наливает конь-як в три рюмки, молча берет свою, то же самое делаем и мы. Рюмки со-прикасаются в полном молчании – соприкасаются тихо, шепотом. Таков обычай – не спугнуть удачу, которая, вроде бы, и на этот раз шла рядом с нами от начала и до конца. Удача – девочка трепетная, нервная. И бурно радоваться не стоит – услышат боги, а боги бывают завистливы – уведут девочку, запретят приходить. А так – вроде бы порадовались и в то же время никто не услышал. Это просто обычай. Не знаю точно, как другие, а я не суеверна, хоть над моей кроватью и висит деревянная голова гвиней-ского демона против плохих снов. Не то чтобы я верю в это, просто мне нравится сам этот факт и нравится упрямый демон, который загадочно и жутковато разевает толстогубый рот в беззвучном вопле, пытаясь распу-гать мои плохие сны. А плохих снов после ужаса далекого детства мне хватает до сих пор.
Вначале разговор наш вполне обычен и спокоен. Женька продолжает веселиться, вспоминая почти законченное дело, я рассказываю несколько историй, которых пришлось наблюдать по ходу работы, Артефакт молчит, что лучше всего. Но с течением времени количество выпитого им коньяка неумолимо возрастает, в его мозгах начинается паводок, лед самодоста-точности взламывается, и он начинает толковать нам о том, как все плохо в этом мире и как гнусно устроено наше общество.
– Тебе, Петро, жениться надо, – замечает Женька в перерыве между рюмками. – Детей завести.
– Я не убийца своим