придорожном кабаке, где вновь напивался и падал без сил.
У себя дома в Стрельне, оклемавшись, Константин Павлович во всех своих бедах обвинил жену Анну Фёдоровну и избил её так, что та со слезами бросилась в ноги к свекрови с отчаянной просьбой о разводе с опостылевшим ей супругом!
Императрица в разводе отказала категорично. Но сжалилась над снохой и, дабы не выносить сор из избы, отправила Анну в Царское село, чтоб бедняжка смогла пожить там отдельно от мужа, и в стороне от любопытных глаз залечить синяки и кровоподтёки.
Константин же имел неприятный разговор с отцом. В результате устроенной сыну хорошенькой взбучки, Павел официально приставил к нему двух конвоиров-соглядатаев, которые обязаны были удерживать великого князя от принятия алкоголя.
А, чтоб цесаревич не маялся дурью, император загрузил его работой, заставив ежедневно инспектировать полки и докладывать об исполнении ему лично.
Зимний дворец
Павла не покидало чувство тревоги. Всё идёт наперекосяк! Кругом одни разгильдяи и предатели! Сыновья – оболтусы; от них никакой поддержки в делах. Один себе на уме; не знаешь, что от него ждать? Другой – пьяница и дебошир!
Союзники кинули его в войне, ободрав, как липку! А англичане, самым наглым образом заняли остров Мальту, который он считал участком Российской империи. И этого оскорбительного выпада он им ни за что не простит!
В армии бардак! Фельдмаршал Суворов, которому он безгранично доверял, оказывается за его спиной вершил противоуставные делишки. В гневе подписав приказ об отставке Суворова, Павел теперь ежедневно на Совете замечал на себе косые взгляды генералов. Все, все его ненавидят…
С угрюмым лицом Павел метался по покоям, как загнанный в клетку дикий зверь. К нему осторожно вошёл Растопчин. Он протянул распечатанный конверт и взволнованно прошептал:
– Перехваченная депеша Витворта английскому правительству.
Павел нервно выхватил листок и пробежал его глазами. Среди строк, в которых посол описывал события при Российском императорском дворе, в глаза ему бросилась фраза «… император буквально не в своём уме». Павел сразу раскусил далеко идущий замысел этого намёка и побагровел от возмущения. Вот, значит, как?!
– Ах, это я не в своём уме?! – воскликнул он, в ярости брызжа слюной, и комкая в руке бумагу, – Ну, я им устрою! Я им покажу, кто не в своём уме! Они у меня ещё попляшут. А этого лондонского щелкача немедленно вон страны! Выслать к чёртовой матери! Сегодня же! Сейчас же!
Конечно, «сегодня же» Витворт не уехал из России; он подчинялся, прежде всего, своему королю и обязан был дождаться письменного отзыва на родину от Сент-Джеймского кабинета, куда Павел незамедлительно направил гневное письмо с требованием отозвать нынешнего посла домой, в Великобританию и не присылать взамен НИКОГО! От такого резкого заявления в Лондоне все напряглись.
Чарльз