помнится, а добро век не забудется.
Лети, лети, лепесток,
через запад на восток,
через север, через юг,
Возвращайся, сделав круг.
Лишь коснёшься ты земли —
Быть по-моему вели.
Вели, чтобы сделалось то-то или то-то. И это тотчас сделается…
Август. Подмосковье. Середина семидесятых. Ночью прошёл дождь, и казалось, воздух наполнен влагой, которая не успела ни впитаться в землю, ни испариться. Тумана нет. Есть ощущение, что дышишь водой, перемешанной с запахами. Дом деревянный, и в нём тоже влажно. Окна открыты, и нет разницы, где ты: дома, на улице… Пахнет свежевысушенными травами, которые тоже начали впитывать в себя влагу от прошедшего дождя. Ярче всех из этого хора запахов выделяется полынь. Резко и очень горько. Лёгкие наполнены этой воздушно-горьковато-сыроватой смесью. Самое раннее утро. Только-только прокричали петухи, светает.
Моя бабушка движется по террасе в довольно странном танце. Точнее, она кружится на одном месте. Пространства не так много, у окна стоит старый стол, стулья с корзинами на них.
Но в этом пространстве есть место для нас двоих. Я у неё на руках. Мне уже семь лет. Не понимаю, откуда у неё взялись силы не просто взять меня на руки, но и кружиться со мной. И ещё: мне катастрофически не хватает воздуха. Всё началось среди ночи, а под утро воздуха не хватало совсем. Сначала был жуткий кашель, потом начался сильный спазм. А потом я отключился. И вдруг откуда-то издалека я услышал: «…лишь коснёшься ты земли, быть по-моему вели… Вели, чтобы Шурик дышал».
Я помню, что в этот момент вижу нас с бабушкой откуда-то сверху и сбоку. Свою измятую, пропитанную потом пижамку, бабушкины разлетевшиеся волосы и её голос: «…быть по-моему вели». Почему-то вижу пыль на занавесках, грядки за окном, ощущаю полнотелый запах августа. Я знаю, что мама и папа в Москве, работают, дедушка на смене, тоже работает. Мы с бабушкой вдвоём. Хотя нет: я вижу, как в другой комнате спит моя младшая сестра. И это всё видно откуда-то сверху и сбоку. Где-то внизу вижу, какие большие у бабушки глаза.
А потом как будто съёмка с другой точки, или нет, – другой камерой. Я у бабушки на руках. Вижу её глаза. Она смотрит то на меня, то куда-то вверх и поёт. Я и не слышал, чтобы бабушка эту песенку пела раньше. Да это и не важно. Важно, что спазм прошёл. Я задышал глубоко. Горло перестала сжимать какая-то жёсткая рука, и тело перестало неестественно выгибаться. Я обмяк, обнял бабушку и заснул у неё на груди спокойным сном.
Я очень быстро забыл эту историю. Даже несмотря, что мама возила меня по врачам. Поставили диагноз. Но в такой форме заболевание больше не проявлялось. Я не вспоминал ни эту историю, ни диагноз много лет. Занимался физкультурой, борьбой. Мне вообще было неловко осознавать, что со мной что-то не так. По окончании школы сдал нормативы на золотой значок ГТО. Казалось, что всё пройдено. Но не тут-то было.
Наш