с нами вместе!..
– Ладно-ладно, подумаем, – пробормотал я бессильно.
– Мне Савку покормить надо, – сказала юница. И стянула с себя для чего-то колготки.
Никогда не замечал, что колготки молодым матерям мешают их младенцев грудью кормить.
– Может, мне выйти? – я вопросил.
– Останьтесь, – сказала юница, босая, прекрасная. И проворно стянула с себя блузку и маечку.
Приплод присосался к груди её с жадностью. Я сидел напротив юницы и наблюдал за обрядом кормления. Смотрел неотрывно, смотрел будто бы в своём владетельном праве. Оля сидела, полуотвернувшись, но смотренью моему не препятствовала, она хотела смотрения этого. Вскоре она отняла приплод от своей влажной груди, обтёрла ему салфеткой лицо и отложила младенца на диване поодаль.
Я уж знал, что должно было дальше случиться. Она позвала меня взглядом. Я сел рядом с Олечкой. Горяча та была, словно буржуйская печка. Одною рукою я бережно обнял юницу, другую же ей на грудь положил. Она того ожидала и тут же склонила голову со смежёнными веками мне на плечо.
Мы так посидели пару минут, я всё трогал Олину грудь. Потом голова её стала соскальзывать мне на бедро. Вся юница сделалась такою доступной, обе длани мои, ныне свободные, пребывали в неостановимом исканье.
– Я такая изголодавшаяся!.. – шепнула смущённо юница.
Я ничего не ответствовал, не хотел расплескать её ощущенья.
Тут Олина рука направилась вниз, наткнулась на юбочку, стала на той расстёгивать «молнию».
История повторялась вчерашняя. Только уж я не был, как вчера, непреклонен.
Юница приподнялась с досадой мгновенной и стянула с себя до колен юбку с трусами. Сердце моё колотилось, я слышал биенье сердца юницы.
Оля с закрытыми глазами ласкала себя между ног. Не слишком-то ловко. Я смотрел за движеньями Олиных пальчиков.
«Давай я», – хотел сказать я, но не сказал. Лишь только подумал. Рука моя послушалась мысли: и с девичьей груди в низ живота неспешно стала соскальзывать.
Юница застыла. Она ждала мою руку. Я же мучительно медлил.
Но вот наши руки сошлись в междуножном регионе искомом. Оля отняла свою руку. Я раздвинул пальцами её губки волнистые, чуткие. Юница вся сжалась. Без труда я сыскал горошинку её потаённую. Поводил по ней средним пальцем. Потом указательным. Обоими сразу. Оля задышала прерывисто, всем телом прильнула ко мне. Я всё мучил юницу осязаньем чувствительного её средоточия. Минуту-другую. И тут вдруг она стала вытягиваться, выгибаться, всё Олино тело напряглось, и застонала юница, забилась, заплакала, покрылась тонкой испариной.
Потом Олечка, счастливая, обессиленная, сызнова прижалась ко мне. Мы оба молчали. Сердце юницы порывисто стукало.
И тут – обычное дело – в дверь застучали. Мы с Конихиной расцепились проворно. Она стала в порядок себя приводить, я пошёл открывать.
В домовладенье вторглись все детки мои – живое, приветливое кодло: Вася с Алёшей, Сашенька, Тамара и Таня. Без всяческого замешательства