не сомневался в мудрости Афины, но порой она и сама не верила, что может так вот красиво и складно говорить, вот что значит, когда тебя породил отец, а мать вроде и не была к этому причастна.
– Афина мудра, – говорила Афродита, повернувшись к Цирцее, но она не могла остановить этой войны, и погубить пришлось не только царскую семью – это полбеды, но и значительно больше людей, и самых отважных воинов в первую очередь. Да и царевич все равно погиб, зачем его бедняжку было оставлять в живых, – услышали они нотки жалости в голосе Афродиты, хотя зная о том, что она творила с теми, кто в нее был влюблен, кто влюблен не был, они не смогли бы в это поверить.
Цирцея почувствовала, что и она должна была сказать свое слово, потому и напомнила историю старую, которая, впрочем, была ведома далеко не всем.
– Медуза сделала Персея героем, Елена не смогла бы повторить ее подвига, она была слишком прекрасна и равнодушна ко всему, что происходило и с ним, и с этим миром.
– Персея любила чудовищная Медуза – усмехнулась Афродита, – а Парису я нашла прекрасную Елену. Вот и получается, что уродство и кошмар порой спасает мир, а красота его губит. Мне хотелось убедиться в том, что и такое может быть.
– Но она жена другого, – напомнила Цирцея. – Не от этого ли и начались все беды в том странном мире?
Волшебница усмехнулась, с каких это пор она решила играть роль Геры, может быть ей просто хотелось напомнить Афродите, что она изначально была не права.
– Она была женой того, кого не любит и никогда не полюбит, – вспыхнула Афродита, – я не стану превращать Менелая в белый цветок, он даже не погибнет под стенами Трои, потому что мелок и ничтожен., а еще потому что он ее все-таки любил.
– Отчего же тогда ты допустила эту свадьбу? – удивилась Афина, она хуже всех понимала то, что творила богиня любви. Да и подозревала, что и та сама тоже ничего не понимает.
– Да потому что никуда не могла пристроить такую красавицу, и только этот царь без царства и согласился бы жениться на дочери Зевса, не так ли матушка Цирцея и свою Медею пристроила. Некоторых дев ни за кого приличного невозможно выдать замуж – они погубят любого.
– Тогда почему же Парис? – наконец подала голос Эрида, кажется, и она далеко не все понимала, хотя все это время хранила молчание.
– А это был для них обоих последний шанс полюбить, ведь царевич выбрал любовь, и он любил Елену, так, как ни Тезей, ни Агамемнон ее не мог любить. Когда любит хотя бы один – это хоть что-то.
Как только в беседы всплыло имя грозного царя, все переглянулись, словно стремились понять, при чем тут он, женатый, правда, на сестре Елены, но уж к ней-то не имевший отношения.
И особенно интересно это было Эриде, потому что она уже обдумывала что-то, пытаясь понять, какую пользу можно извлечь из того, о чем она только что узнала.
– Конечно, грозный царь любил повоевать, и Троя была ему нужна, но он пошел на войну из-за Елены, да и на сестре ее женился только потому, что хотел быть ближе