известно той, которая в мире этом всего несколько часов остается? Хотя разве что-то можно скрыть от богини любви.
Цирцея с грустью думала о том, что все достанется молодым богам, титаны уже немного притомились жить, им, проведшим без любви лучшие свои годы не интересно и не важно то, что она может им дать. Хотя у них и была вечная молодость, но новизна чувств исчезла, они много знали и ничему не удивлялись более.
– Ты собралась изменить наш мир? – между тем спрашивала у Афродиты Амфитрита, она чувствовала опасность.
– Конечно, вместе со мной придут новые девы, они смогут смело заявить о том, что не хотят становится рабынями своих мужей, да и сами мужья им совсем не нужны. Они будут развлекаться, принадлежать сами себе…
Она не договорила чего-то, и Амфитрита это почувствовала.
– Им совсем не нужны будут мужчины? – осторожно спросила она.
– Ты мне хочешь этих бессердечных мужеподобных амазонок навязать, таких, как твоя племянница Артемида. Но я вовсе не о них говорю, а о прекрасных и обольстительных, таких, за которой любой Посейдон побежит и все отдаст за то, чтобы провести с ней ночь.
Вздрогнула снова Амфитрита, она предчувствовала что-то подобное, только никак это для себя объяснить не могла, но богиня любви даже не скрывала того ужаса, который она собиралась в мир принести.
– Это не ужас, а радость, – оборвала ее она, – потому что они должны когда-то отдыхать от вас и развеять скуку. Представь, ты одна, а у вас впереди бессмертие, да он взвоет и убежит без оглядки или влюбится в какую-нибудь Цирцею, да и к ней на остров переберется. А я говорю о легком увлечении, о страсти, которая так быстро проходит, что от нее ничего больше не остается, это ведь прекрасно.
Странные вещи происходили в тот день на морском берегу. Богиня любви так спокойно, так весело даже объяснила и богине и волшебнице, невольно задевая за живое каждую из них, как все будет в новых условиях, что они должны были только примириться со всем этим и ни о чем больше не думать.
Она вроде бы даже намекнула на связь Посейдона с Цирцеей. Какие-то смутные подозрения у Амфитриты были и прежде, но она старалась не думать о том. Она оскорбила Артемиду, прекрасно понимая, что до той слова ее дойдут очень быстро. Она покусилась на привилегию Геры – хранительницы семейного очага и верности. Это так прозвучало в ее исполнении, что вроде бы и стало делом лишним, и даже вредным. И самое страшное – в ее словах была доля правды. И на самом деле, если тебе даровано бессмертие, то тоска смертная – хранить верность одной женщине, если жизнь коротка и может оборваться в любой момент, то это еще большая глупость, с какой стороны не посмотри Зевс прав, а все требования Геры – это только пустой звук, каприз, который не может быть исполнен.
Даже у Цирцеи от такого разговора слегка закружилась голова, она чуть не выдала и себя и Посейдона, когда богиня любви мимоходом намекнула на их отношения – это было сущим наказанием,