лучше, чем смотреть на гладкую лысину главного редактора. Он молчал уже пять минут, как-то выжидающе глядя на меня.
– Да какого хера ты пялишься?!
…мог бы сказать я, но промолчал. Как я уже упоминал, от этого глубокоуважаемого упитанного лысого старикана зависело качество моей дальнейшей жизни. Я старался сделать вид, будто понял, насколько занят в данную минуту господин Главный Редактор, и что ему не до меня, жалкого писаки.
Однако редактор просто смотрел на меня, сощурив при этом левый глаз, и не было заметно, что он очень занят. Он ждал, когда я заговорю, ждал объяснения, но мое горло словно сжали чьи-то неласковые руки, и я не мог вымолвить ни слова.
За окном на допустимом расстоянии от издательского дома «Правда» пролетела стальная «колибри», сверкая своими маленькими прозрачными крылышками на бледно-розовом солнце.
– Это полнейшая, просто недопустимая, самым наглым образом превращенная в качественную работу ложь!
Я подпрыгнул на стуле, выглядя при этом полным идиотом, и понял, чего добивался главный редактор. Он выжидал момента, когда его жертва отвлечется, наблюдал своими мелкими поросячьими глазками, нагнетал обстановку, чтобы как можно больнее ударить по итак растоптанному и изломанному самолюбию писателя. Уверен, он делал так не только со мной. Слишком уж отточенным казался навык, но со мной это произошло впервые. Я даже не знал, как отреагировать, глядя на редактора выпученными от удивления глазами.
– Отвратительно! ― повторил он мне.
И до меня дошел весь ужас случившегося. Слабо сказано! На меня словно рухнуло небо, раскрывшее свои черные дыры, готовые стереть с лица земли неудавшегося писателя вместе со всеми его книгами. Я не ожидал провала. Или не хотел ожидать. В общем, реальность больно ударила меня под колени, и я рухнул на пол, беспомощный и никому не нужный. Ну, не в прямом смысле рухнул: так и остался сидеть на месте.
Я все еще молчал, пораженный и униженный. Никому не будет приятно выслушивать критику о своем детище.
Я был уверен, что создал прекрасную книгу, но она чем-то не понравилась редактору.
– Что же не так? ― прохрипел я, пугаясь собственного тихого голоса. Однако, глубоко в душе я знал ответ.
Жалкое зрелище. Вот бы посмотреть на себя со стороны! Главный редактор потер руки друг об друга, будто предвкушая продолжение расправы над моим сердцем и чувством собственного достоинства. Но, как оказалось, этот жест означал растерянность.
– Вы написали ложь, только и всего.
Требуется пояснение.
Я смотрел в окно, наблюдая, как темнеет небо. Скоро сядет солнце, а я буду в одиночестве лежать на кровати в съемной квартире высотного здания, в этой стеклянно-пластиковой серой коробке, и разбираться, где же в моей жизни правда, а где ложь.
Я родился тридцать три года назад, спустя сто восемь лет после основного Перелома, когда земля ушла у людей из-под ног, но они, словно птицы, взлетели, чтобы жить в небе. Были еще мелкие Переломы, но они казались незначительными на фоне основного.
Это была правда.
В