о Голицыне! – вспомнила Аня, – Ты что-то давно ничего о нём не говоришь.
– Потому что я не хочу о нём говорить, – предупредила Юлия.
– Ты сердита на него?
– Скорее, на саму себя.
Анна изобразила надменность:
– Мне показалось. Или у тебя от меня секреты?
Юлия повела плечами:
– Никаких секретов. Я сердита на себя за то, что Голицын занимает слишком много места в моих мыслях. И стараюсь отучить себя от этого.
– А у меня в последнее время такое впечатление, что ты мне что-то недоговариваешь.
И Анна скрестила руки на груди, бросив в подругу испытующий взгляд. Юлия сделала над собой усилие, изобразив искренность:
– Тебе показалось, – заверила она, – Может, отложим разговор о Голицыне. И поговорим о Линаре. Если мадам Адеракс вновь будет столь любезна, что согласится погулять по дальним дорожкам, то передать Линару записку тебе не составит труда.
– К сожалению, мадам Адеракс больше не окажет такой любезности.
– Жаль, – пожала плечами Юлия, – Что ж, тогда я могу передать записку. Пока мы будем гулять, я придержу её в рукаве. А при прощании, осторожно переложу за отворот на рукаве Линара.
Аня поразмыслила:
– Пожалуй, так и сделаем.
– Осталось лишь написать записку.
– Я уже написала, – сообщила она, усаживаясь в кресло и раскрывая книгу.
Юлия подождала. И, видя, что принцесса не намерена посвящать её в подробности, была несказанно удивлена:
– И ты не хочешь мне даже сказать, что именно ты написала? – осторожно спросила она.
– Нет.
– Почему?
– Убеждена, это вновь закончится тем, что ты будешь меня поучать, и заставишь переписать всё так, как хочется тебе.
Юлия растерялась:
– Анна, что происходит? Я чем-то обидела тебя?
– Нет.
– Но прежде мои советы тебя не раздражали. И, кажется, давая их, я ни разу тебя не подвела и не поставила в неловкое положение.
– Это так. Я не стану возражать, что ты умна и практична. Ты намного умней меня. И твои советы мне очень помогли, – признала Аня, – Но это не может продолжаться вечно. Всякий раз, я ловлю себя на мысли, что говорю с Морицем твоими словами и делаю лишь то, что было придумано тобой. Но ведь это я его люблю, а не ты! Он – мой Мориц! Нет ничего приятней, чем поступать так, как велит тебе твоё сердце. И я хоть раз хочу поступить так, как велит мне моё сердце. Понимаешь?
– Конечно.
Юлия умолкла, присев в кресло в другом конце комнаты. Повисло гнетущее молчание.
дом канцлера А. И. Остермана
Граф Ягужинский снял шляпу и приветствовал сидящего за рабочим столом Остермана:
– Здравствуйте, Андрей Иванович. Мне сообщили, что Вы пожелали меня видеть.
Остерман небрежно сделал знак рукой, предлагающий гостю присесть, всем видом демонстрируя, что вынужден отвлечься от чрезвычайно