и остановился, глядя на меня. Я отвернулся. Во мху меж камней росли беленькие цветочки, крохотные, как глазки ящерицы, но точь-в-точь точеные чаши. До сих пор помню их форму так отчетливо, словно сам их выточил.
– Покажись, – сказал он.
Я не шевельнулся. Он подошел к каменной скамье и сел на нее, лицом ко мне, раздвинув колени и положив на них сцепленные руки.
– Мерлин, подними голову.
Я послушался. Некоторое время он молча рассматривал меня.
– Мне всегда говорили, что ты избегаешь шумных игр, что ты прячешься от Диниаса, что из тебя не выйдет ни солдата, ни даже просто мужчины. Но когда король сбил тебя с ног такой оплеухой, от которой любая из его гончих с визгом удрала бы в конуру, ты не издал ни звука, не пролил ни слезинки.
Я промолчал.
– Знаешь, Мерлин, по-моему, ты не совсем тот, за кого тебя принимают.
Молчание.
– Ты знаешь, зачем приехал Горлан?
Я решил, что лучше соврать.
– Нет.
– Он приехал просить руки твоей матери. Если бы она согласилась, ты уехал бы с ним в Бретань.
Я дотронулся пальцем до одной из чашечек во мху. Она лопнула, как дождевик, и исчезла. Я попробовал другую. Камлах сказал резче, чем обычно говорил со мной:
– Ты слушаешь?
– Да. Но теперь все равно, раз она ему отказала. – Я поднял глаза. – Правда ведь?
– Ты имеешь в виду, тебе не хочется уезжать? А я думал… – Он нахмурил красивый лоб совсем как дед. – Ты был бы принцем, жил бы в почете…
– А я и сейчас принц. Большим принцем, чем теперь, я никогда не стану.
– Что ты имеешь в виду?
– Раз она ему отказала, – объяснил я, – значит он мне не отец. А я думал, он мой отец и потому приехал.
– Почему же ты так думал?
– Не знаю. Мне показалось… – Я остановился. Я не смог бы рассказать Камлаху о том озарении, в котором мне открылось имя Горлана. – Я просто подумал, может быть…
– Только потому, что ты ждал его все это время. – Его голос был очень спокойным. – Это глупо, Мерлин. Пора посмотреть правде в глаза. Твой отец умер.
Я положил ладонь на кустик мха, надавил. Я увидел, как пальцы побелели от усилия.
– Это она тебе сказала?
Он пожал плечами:
– Да нет. Но будь он жив, он давно бы приехал. Ты должен понять это.
Я молчал.
– Даже если он и жив, – продолжал дядя, внимательно глядя на меня, – и все-таки не едет, печалиться особенно не о чем, верно?
– Да. Только какого бы низкого происхождения он ни был, это избавило бы мою мать от многих неприятностей. И меня.
Я отвел руку – мох медленно расправился, словно вырос. Но цветочки исчезли.
Дядя кивнул.
– Быть может, с ее стороны было бы умнее принять предложение Горлана или какого-нибудь другого князя.
– Что с нами будет? – спросил я.
– Твоя мать хочет уйти в обитель Святого Петра. А ты шустрый, умный, и мне говорили, что ты немного умеешь читать.