на бюро райкома, то ему не жить!
– Не слыхала. Ну? – удивилась Анна, слегка натянула вожжи. – Кто сказал? Брешут, наверно.
– Чего брехать! Говорят. Сегодня в обед заходила в правление: говорят, сам Ефим и сказал. А Никанор-то твой все в Москве проживает, не приезжал?
– Гоняют его черти…
– Смотри, на правление потянут и твоего мужика, перетрут с песочком!
Анна тронула лошадей шагом. Всю остальную дорогу молчала, только перед поворотом к риге сказала шагавшей рядом соседке:
– Его перетрешь! Себе дороже будет…
Вечером, покончив с делами по дому, Анна притворила ворота и, гремя порожними ведрами, по высокой траве спустилась к колодцу. Кричали и вились над гнездами грачи. Должна была прийти Нюшка, и Анна мысленно передала ей хозяйство. Вот прошел еще один день, каких было уже много-много в ее жизни. Все интересы Анны были в семье, в доме, – словно родилась она с одной, вечной заботой о них… Говорят о ней, о Никаноре: зажиточные. А спроси ее, справно ли живут, нет ли, – и она не знает, что ответить. Никанор никогда ни в чем не чувствовал сытости и ее заразил тем же, подчинил себе. И нежадный мужик… Нет такого дома в деревне, где были бы лишь мир да лад, у кого нет забот! А вот их прямо-таки поедом всю жизнь ели заботы! И особой-то нужды не испытывали… Вон Нюшка дом старается стороной обойти, переспит за занавеской на своей «городской» кровати да обратно – на неделю…
Наполнив ведра, Анна отдышалась и неторопливо, в лад с шагом покачивая плечами, пошла к дому, к крыльцу. Краснело сквозь голызины веток тополя солнце. Тополь стоял против дома не один десяток лет – низкорослый, со спиленными двумя верхушками и сбитой корою, с испятнанной птичьим пометом бледной, жидкой листвой, – и Анна, проходя мимо, подумала робко, что не грех бы срубить дерево: было бы светлей в избе.
Возвращение Климука
Когда-нибудь она должна была появиться – «бабенка на время». Как и какого обличья? Тут воображению моего приятеля подыгрывала жиденькая струна, и варианты целомудренно воспитанный Климук прокручивал серые. Да и возраст не на уличные знакомства.
А началась кабала с зимы.
Кто-то из художников отказался от издательского заказа, не выдержал – порнушная работенка. И Климуку трезво бы рассудить: один дал отбой, взамен тебя всунули, без магарычового коньяка обошлось, стоп, что-то не так! Контора частная, какого-то заезжего хохла, с призрачной ответственностью. Пузырь. Климук же кривился: «Того чистоплюя еще не клюнула курочка в мягкое место!» Не на его, Климука, худредской зарплате.
Задачу новичку поставили четкую: книженцию чтоб рвали из рук, чтоб товарный видик (на обложке голая девка со всей атрибутикой) вызывал отделение слюны. Такой вот собачий рефлекс! Требовался не только броский марафет (это само собой). «Наличие отсутствия» требовалось… разборчивости – в первую голову. Сучья мораль перла вовсю, и небушко общественное здорово под-расчистилось. Синева – прямо черная, как со дна колодезя!
«Проба