Обещал, Степан Тимофеевич! – гудела толпа.
– Вот оно обещанное! Дуваньте! Ну, а славу и честь вы добудете сами в ратном деле!
– Любо! Любо! – кричали казаки.
Хотел было Степан спрыгнуть с бочки, как вдруг круг расступился, пропуская несколько колодников, тащивших какого-то человека.
– А это еще кто? – спросил атаман.
Один из колодников, выступив вперед, заговорил:
– Это Кузьма Кериетов, царский служилый человек. В трюме меж бочек с вином схоронился. Мы хотели винца попить, да этого сыскали! Ох и гад, зверюга! Несколько колодников забил до смерти, пока мы сюда плыли. Он у стражников старшой был…
– А видать, как зачуял расплату, так и спрятался, – сказал другой колодник, держа служилого за шиворот.
– А, коли он трус… – с недоброй усмешкой сказал Степан. – Ну-ка, братцы, разденьте его донага.
Колодники стали срывать со служилого одежду.
– Григорий, тащи краску, рисовать будешь, – крикнул Разин во всю глотку.
– Сейчас, батько, – ответил казначей и побежал за краской, которую приметил на караванном струге.
Два здоровенных казака навалились на Кузьму, стали снимать с него штаны. Тот тоскливо завизжал.
Прибежал Григорий, неся в черепушке краску и жесткую кисть.
– А ну-ка, Гриша, нарисуй ему на заднем месте что-нибудь посмешнее! – приказал Разин.
Скулящего Кузьму задом подтащили к Григорию. Тот красной краской, под крики казаков, нарисовал на белой заднице царского служилого хохочущую рожу.
– А теперь отпустите его, пусть идет к воеводам и рассказывает, как мы будем жаловать всех бояр и ретивых служак! – закончил атаман, слезая с бочки.
Кузьму вытянули плетью по спине, тот с воем и стоном под хохот разгулявшийся толпы побежал вдоль берега.
Начался дуван. Дележ добычи производили есаулы. Добро делили долго, по справедливости, все остались довольны.
Вскоре атаман приказал готовиться к отплытию. С захваченного каравана казаки перетащили на свои струги легкие пушечки, распределили порох и пищали.
Весело уселись разинцы в свои струги, подняли паруса и медленно отчалили от крутого берега. Поплыли вниз по реке.
7
К Царицыну Петр Лазарев подъехал к полудню. Измученная быстрой ездой лошадь спотыкалась, да и сам седок еле сдерживался, чтобы не заснуть в седле. Кафтан у всадника запылился, сапоги были грязны. Въезжая в ворота, Петр уже предвкушал баню, чарку, а потом мягкую постель у вдовы Русаковой, давней его зазнобы, у которой он всегда останавливался, когда бывал по своим тайным делам в Царицыне.
Вдруг один из стрельцов, стоящих у ворот, схватил под уздцы его лошадь. Жеребец с перепугу шарахнулся в сторону, но крепкая рука служилого надежно держала узду. Стрелец строго спросил:
– Кто таков? По какому делу в город?
– Приказчик я купца Молчалина из Астрахани, по торговым делам