хочу обратно под сапог, понимаешь? Я лишился работы, должности, квартиры, зарплаты, страховки, наконец! Если сейчас я отравлюсь твоей водкой… или твоим стаканчиком, что со мной будет? Или умру нищим, или умру… мертвым? Я вообще не понимаю, как так можно жить?
– Жили же как-то без этих корпораций, – пожал плечами Гарри и посмотрел куда-то в сторону. – Знаешь, зажрались тут все, Кристоф, особенно ты. Столько в твоей жизни лишнего, а ты все жрешь в себя и жрешь, все мало тебе. Ты когда-нибудь голодал? – Гарри взглянул на племянника с самым серьезным видом.
– Нет, конечно…
Крис посмотрел на дядю, пытаясь понять, насколько тот пьян. Гарри поймал его взгляд и усмехнулся:
– Я не фигурально выражаюсь, мальчик, а буквально. Пробовал ты просто не жрать? Было дело? Ну вот не жрал и все?
– Совсем?
– Совсем. Ни завтрака, ни обеда, ни ужина.
– А если только перерыв на чай?
– Нет, не считается. Никакой еды. Только вода.
Кристоф задумался, пытаясь вспомнить случай, чтобы он хотя бы сутки ничего не ел. Припомнить не мог. Даже в самые напряженные рабочие дни на столе стояла ваза с крекерами или орехами. Всегда были чай и кофе с сахаром. Без глюкозы никак в критические моменты.
– Во-о-от… Вижу уже, не голодал! – Гарри чуть отстранился, сложив руки на груди. – А я каждый год голодаю. По десять дней, по четырнадцать. Уже сорок лет каждый год летом голодаю.
– Прям голодаешь? – Кристоф скептически посмотрел на дядю, который за время их разлуки прибавил не меньше пятнадцати килограммов. – И что, десять дней ни крошки еды, только вода? Люди от голода и за четыре дня умирают!
– Это не от голода, а от страха. Страх – это тоже лишнее, мой друг. Знаешь, когда начинаешь голодать, сил у тебя становится меньше. Ты уже не готов тратить их на сплетни или злость, остается только, чтобы мыслить и общаться с теми, кого действительно любишь. Без критики, без агрессии. День, два, три тяжело… Мутит, голова кружится, а потом пик проходит, и ты легкий, как перышко. Летаешь над миром в порыве ветра и понимаешь, что, в сущности, человеку в жизни нужно не так уж много. Мы все гонимся, – Гарри разлил еще водки, – за соусами поострее, девками погрудастее, тачками покруче… А, чтобы блаженство настоящее испытать, достаточно небольшого кусочка хлеба после голодовки. Знаешь, какой лист салата восхитительный на самом деле? Без соли, специй. Без всего. Ты себе не только вкусовые рецепторы забил, Кристоф Левандовски, ты себе мозг так забил, что уже не понимаешь, как ценна твоя свобода выбора. Вся суть человека и человечества именно в свободе выбора…
Спустя два часа Кристоф лежал на диване и смотрел в потолок. Гарри уже спал. За тонкой стенкой был слышен телевизор соседей. На кухне противно капало из крана. Из головы никак не выходил разговор о свободе.
И правда, двести пятьдесят тысяч позволяли заняться практически чем угодно. Можно было открыть пиццерию, написать книгу, отправиться путешествовать. Проблема