а на компьютере: так, например, главбух не в меру любил слово «приоритетность» и длинные абзацы без знаков препинания; старший юрист каждую фразу начинал с выражения «нам представляется», а начальник отдела сбыта, несмотря на два высших образования и умную программу «Word», упрямо печатал слово «который» с двумя «т». Надо думать, были и у Пушкина свои заморочки.
– А вот еще насчет бумаги… Мне один человек говорил про какой-то тридцать девятый номер, – сказал Саша.
– Номер? – кандидат поскреб в своей жиденькой шевелюре, точь-в-точь как прораб Валера. – Номер? Насколько я понимаю, все пушкинские автографы систематизированы, в том числе – по сортам бумаги. Сорт, которым он пользовался в какой-либо определенный период времени, обозначают номером. Но я вам еще раз говорю: бумага – не главное.
– Ну да, да, я понимаю.
– Считается, что подобных находок не бывает и быть уже не может, – сказал кандидат. – Хотя чем черт не шутит. . Нашел же Шлиман Трою. . Но он искал. А вот так, чтобы с неба свалилось. . Нет, думаю, речь идет о фальсификации, причем самого низкого уровня.
– А что он нашел? – спросил Саша. – Тоже Пушкина? – Кто?
– Шлимантрою.
Кандидат вздохнул, поглядел на Сашу, снова вздохнул. Они все скоро начинали вздыхать, едва поговоривши с Сашею: очевидно, что-то в Сашиных словах или облике наводило на них печаль.
– Погодите, не ездите в Питер, – сказал кандидат. – Я вспомнил: есть у меня здесь приятель – ну, не приятель, сокурсник бывший. . Да, именно к нему вам и нужно. Я ему сейчас позвоню. Только он, разумеется, попросит у вас сам автограф, а не ксерокопию.
Кандидат стал набирать телефонный номер, потом заговорил с кем-то. Саша не слушал; он просто ждал и думал: «Хожу от одного к другому, как лошадь. . А толку нет. Надо позвонить старушенции, узнать поточнее, когда закончится в библиотеке ремонт…» Он был утомлен, но у него и в мыслях не было оставить попытки продать рукопись: чем дальше, тем сильней ему казалось, что это вещь стоящая. Он глубоко задумался и не услышал в голосе кандидата, трепавшегося по телефону, ничего странного. У него вообще не было привычки подслушивать чужие разговоры. Он даже к окну отвернулся, чтобы не смущать кандидата. Так что он лишь тогда увидел лицо кандидата, когда тот положил трубку и сам позвал:
– Молодой человек… (Саша никому теперь – принципиально – не давал своих визиток, но называться чужим именем все же не хотел, да и кандидат ведь знал, чей Саша сосед, так что мог при желании его вычислить.) Такая неприятность…
– Что? – спросил Саша. – Уехал он?
– Умер.
– Мне очень жаль, – сказал Саша. Он этому от Кати научился – говорить «мне очень жаль», когда кто-то где-то помер. Это был, как объяснила Катя, хороший тон. – А что с ним стряслось? – Это Саша уже от себя придумал, Катя такому не учила, напротив, говорила, что любопытствовать неприлично, но Саша не во всем слушался Кати, она не была для него таким безоговорочным авторитетом, как Олег, да и Олега он иногда не слушался.
– Попал