его улыбку в загадочный грустно-радостный оскал. Винсенту самому, видно, нравилась такая асимметрия. Он улыбался всё время искоса, показывая ровные, белые (до того, что блестели при свете ламп и солнца) зубы. И от этого можно было сойти с ума, так хорошо у него получалось.
Две мечты потихоньку растаскивали его душу, каждой – по своему куску. А еще…
– Знаешь, я бы хотел жить в маленьком доме на берегу моря, а лучше, океана! – Винсент говорил, когда они с Жанной гуляли по пляжу Петропавловки.
Оставляли следы на сыром холодном песке, отступая от набегающих волн. Волны каждый раз смывали следы, а они снова следили.
– …Только теплого, чтобы можно было купаться! И белый песок! – она сняла ботинки и теперь шла по линии прибоя босиком.
– И собаку! Чтобы прыгала в воду с разбегу! – Он сам радостно запрыгал.
– Да! Большую мохнатую собаку! Чтобы брызги летели во все стороны!
Им казалось: всё так и будет. Или уже было. Не всё ли равно? С кем-то другим. В другой жизни… Стекло под ногами хрустело, как песочек. Он смотрел на ее кровавые следы, волна нахлынула и стала красной. А Жанна стыдливо опустила глаза:
– Ой, я думала, там песочек!
– Пошли, песочек! – Винсент помог ей добраться до дома, подставлял руки и спину, чтобы облокотиться, и по ступеням в парадной нес на руках. Усадил на стул, обработал ногу остатками папиной водки, заклеил антибактериальным пластырем из аптечки.
И когда он решился попросить собаку, Элла Вадимовна с ходу ответила: «Зачем? У нас же есть Жанна. То есть… живое существо… ну, ты меня понял».
Существо то и дело простужалось: Винсент постоянно держал форточку открытой, всё ему было жарко. Жанна куталась в плед. И когда становилось совсем невмоготу, закрывала форточку. А Винсент опять открывал. Высовывался в окно и дымил свои адские сигареты.
Так продолжалось, пока не пришел скандинавский циклон, и ветер не завыл в щелях оконных рам. Винсент заклеил скотчем сначала бреши в рамах, а потом – все острые углы в квартире, превратив ее в подобие психушки. «Это для Арчи. На всякий случай… ну, и для меня».
Арчи оценил идею, спросил, как пациент пациента: «Ты знаешь, что снег хрустит потому, что у снежинок ломаются позвоночники?»
Снег падал, не тая, на реку, на мосты, на дороги. Всё занесло снегом! Винсенту представлялся веселый десант снежинок, где всем радостно мнут хребты. Предновогодние улицы и проспекты зажигались разноцветными мигающими штуками. От мороза щипало нос и ладони, если снять варежки. Если лепить снежки, громко мять позвонки. И пальцами разминать, разминать…
Девочка из ниоткуда
За два года Жанна выучила почти всё: где соль, где варенье, где швабры, водка и пластырь. Сколько шагов до двери Винсента на ощупь по темному коридору. Научилась прятать шампунь от существ без ручек и ножек в деревянную хлебницу. Узнавала каждого из членов семьи по голосу, запаху, даже по вдохам и выдохам. Выучила звук каждого будильника. Иногда Винсент кричал во сне, обычно ближе к рассвету. Это был ее