шаг и сказал первое, что пришло на ум. – Ну, надо же, убит…
– Вы были близко знакомы с покойным? – Зыков не дал Рослякову договорить. – Вот что, не сочтите за труд, зайдите послезавтра, в понедельник, часиков в десять утра в областную прокуратуру. Прямо ко мне, к Зыкову. Знаете, где находится областная прокуратура? Вот и прекрасно. Дайте-ка, я ещё раз взгляну на ваше удостоверение.
Росляков снова отступил на шаг и подал удостоверение Зыкову.
– Жду вас к десяти, – Зыков вернул документ. – Мы без формальностей обойдемся, без повестки. Сейчас мне не до этого, не до писанины.
Едва договорив последние слова, Зыков повернул голову к загомонившим за его спиной людям и вдруг, сорвавшись с места, чуть не сбив с ног попавшегося на пути мужичонку, бросился в гараж. Через минуту Зыков при помощи капитана и ещё какого-то человека в штатском за руки выволок оттуда юную девушку с отечным, красным от слез лицом. Росляков, наблюдая за происходящим, решил, что в гараж как-то пробралась дочь покойного хозяина. Девушка упиралась ногами в рыхлый снег, не желая выходить на улицу, вырывала руки. Зыков с милицейским капитаном налегли, толкая её в спину, на помощь к ним уже спешили другие милиционеры. Девушка закричали тонко и пронзительно.
– Я не хочу. Пустите, пустите меня… Не хочу… Не крутите руки…
– Я же приказал, – кричал на милиционеров Зыков.
– Не хочу… Пустите, я не хочу, – надрывалась дочь Рыбакова.
Через калитку на дорогу вышла мать в домашнем халате, протянула руки к дочери, обхватила её за плечи.
– Танечка, Танечка…
– Я же приказал не пускать ребенка в гараж, – не своим голосом заорал на милиционеров Зыков. – Мать вашу, не пускайте ребенка в гараж. Бога ради, не пускайте её туда. Она не должна всего этого видеть.
Росляков отвернулся, чувствуя, что досмотреть до конца тягостную сцену с душераздирающими криками и женскими слезами у него не хватит сил. Тяжело вздохнув, он зашагал оставленным на обочине «Жигулям». Показалось, ноги по щиколотку утопали в не снегу, тронутом закатными лучами солнца, а в черной вязкой трясине, грозившей засосать человека без остатка. «Вот же сволочизм. Кажется, неприятности нашли меня сами, большие неприятности. Теперь затаскают», – решил Росляков, упал на сидение и захлопнул дверцу.
Глава восьмая
«Еще немного и я сойду с ума», – подумал Росляков, натирая ладони зеленоватым куском мыла. Он посмотрел на себя в зеркало, опустил голову к раковине, подставил кисти рук под струю теплой воды и, смыв мыльную пену, снова посмотрелся в зеркало. Надо бы побриться, но не хочется оставаться здесь лишние пару минут. Там, в ванне, за пестрой клеенчатой занавеской, сидит, опустив руки на бедра, господин Овечкин. Сидит себе и попахивает, сидит и синеет потихоньку.
– Эй, эй ты, – зачем-то сказал Росляков вслух, обращаясь, то ли к своему отражению в зеркале, то ли к безмолвному Овечкину, и прислушался, словно ожидал ответа на свою реплику.
Тишина. Такая гулкая тишина, что слышно, как в квартире наверху льется вод