замрет перед рассветом.
Нет и листа на мне, какие уж плоды,
Душа, как в иней, саваном одета.
И той порой, холодною порой,
Еще студеней будет от разлуки.
И ты, и ты, и ты уж не со мной,
К кому теперь протягивать мне руки?
Но как бы я ни мерз, но как бы я ни стыл,
Весенний дух коснется, оживляя.
И отряхну тоску, и новые листы
Зашелестят, отпавших поминая.
«Блажен, кто Истину не продал…»
Блажен, кто Истину не продал,
Блажен, кто в Правде устоял.
Речь не о вас, певцы свободы
(И не о нас, душе моя).
Увы, увы! Хвалиться нечем
И тем, и этим, и другим.
Одни и те же лица, речи,
Один и тот же праздный гимн.
А ты, поэт? О чем вещаешь,
Держа плакатный матерьял?
К какой свободе призываешь,
Свою свободу потеряв?
Кому витийствуешь в угоду?
Иль одолел тщеславья червь?
Что за глаголы шлешь народу,
Народом величая чернь?
Почто во всем великолепьи
Десницу к небесам воздел?
И я, понятно, не за цепи,
Но за свободу от страстей.
Безстрастие – удел немногих,
Познай, зовущий в никуда:
Свобода истинная в Боге,
Она – Христом и для Христа!
Поэт – кто, суету отбросив,
Перечеркнет плотское «Я».
Поэт – всегда хоругвеносец
На крестном ходе бытия.
С тех пор, как Бога позабыли,
Народы шествуют во лжи.
И люди Истину разбили
На много правд – своих, чужих.
И мыслят страстные поэты,
Хотят друг друга побороть.
Но Истина не будет чьей-то:
Она для всех, Она – Господь.
И если Бог святую лиру
В перста избранные вложил,
Не оскверни служеньем мiру –
Ему, Единому, служи.
«Ах, как я долго плыл…»
Ах, как я долго плыл
Без Кормчего и вёсел,
Болталась по волнам
Разбитая ладья.
Ни щепки под рукой,
И я́коря не бросить,
До дна наверняка
Достать мог только я.
Ах, как она ждала,
Холодная пучина.
Ах, как она звала,
Ласкаяся к бортам,
Но я с пеленок был
Великий самочинник,
Взирал на облака,
Ища спасенья там.
Вода прощала мне
Мое остервененье,
Когда приго́ршней брал,
Вычерпывая вон.
Но я не принимал
Пучинного смиренья:
Не окажись ладьи –
И смерть со всех сторон.
Молился ли тогда?
Наверное, не помню.
Глядел за горизонт –
Бездумно, просто так.
Но Парусник пришел,
И я тогда не помер.
Пристанем ли теперь?
…И